Когда корабли возвращаются в гавань

— Смотрите,- Борис Николаевич протянул руку в сторону, — сейчас мы встретим последний наш звездолет, человеку уже не нужны помочи и ходунки, мы покидаем колыбель и начинаем ходить…

На горизонте появилась «Сибирь», еще только точкой, но очень весомой для истории человечества. Звездолет очень быстро приближался и шум его двигателей наполнил окружающие пространство музыкой долгожданных перемен.

Прокатившись по посадочной полосе и выбросив тормозные парашюты, он остановился слегка дымясь. Все кинулись бежать к нему, но голос диспетчера властно остановил порыв, возбужденной молодежи. Звездолету надо было дать немного остыть, и диспетчер дал команду тягачам оттащить звездолет на постоянное место его стоянки — в музей, который находился в конце полосы, к другим таким же раритетам.

Люди собравшиеся на поле, с сожалением вздохнув, не торопясь, пошли к музею, чтобы там уже прикоснуться к застывшей набегу истории освоения просторов Вселенной.

Несколько километров, которые надо было пройти присутствующим, дали возможность установить звездолет на его постоянное место, где он как породистый рысак после победного забега остывал от «горячих космических ветров», еще недавно обдувавших его. Он стоял похожий на огромный, красивый лайнер в аэропорту, но только с меньшим количеством иллюминаторов и с обгоревшей, закопченной обшивкой, на своих бортах, говоря всем: « Не сравнивайте меня, пожалуйста, и не путайте с домашними собратьями — я не домашняя киска, я тигр, которого вернули почему-то обратно в вольер. Я рожден для дикой природы и Космос моя стихия».

Стало темнеть, силуэты людей засветились ровным, мягким светом, исходившим прямо из них, освещая все вокруг, от чего на космодроме стало светло и уютно, как будто, это была не посадочная полоса для космических кораблей, а пешеходная зона в городе, предназначенная для прогулок горожан, где только и слышен мерный, неторопливый ритм, постукивающих каблуков, так хорошо убаюкивающий в вечернее время.

Все не не спеша, стали подходить к «Сибири» и похлопывая ее по остывающим еще немного теплым частям, и так же не торопясь обходя ее вокруг чтобы прощаться с ней, а вместе с ней и с целой эпохой развития и познания космоса и окружающего мира, оживленно обсуждая дальнейшие перспективы развития телепортации и немного грустя о романтике первопроходцев с их: опасностями полетов, на различных технических средствах, архаических кораблях на реактивной тяге, и тому прочее, и детской радостью открытий, а еще с повсеместной всенародной любовью.

Света шла не торопясь, рядом с ней шли ребята, невольно образовав шеренгу, мешающую другим, более торопливым, из-за чего волны спешащих на встречу с «Сибирью» вынуждены были омывать их разноцветными светящимися потоками, создавая живописные завихрения в общем потоке людей. Но для этой молодой компании центром внимания был, увы, не звездолет, а хрупкая девушка, которая была величайшим открытием и самой большой из всех тайн, намного притягательнее, чем весь необъятный космос. Это был бесконечный и таинственный космос чувств, новых, молодых, еще совсем не открытый и не познанный, и возможно он таковым и останется для них до конца их дней.

— А почему на Западе, ничего не получается с телепортацией, как вы думаете?- неожиданно задал вопрос один из парней.

— Не знаю, Игорь. Борис Николаевич говорит, что они еще духовно не доросли до этого. Телепортация это информационная технология в чистом виде, где ясность целей и чистота помыслов играют главенствующую роль. А у них раздвоение личности и всякое плутовство, — ответил Володя.

— В смысле? — поинтересовался Игорь. Остальные в ожидании ответа посмотрели с любопытством на Володю. Он не на долго задумался.

— А, в том смысле, что… — он снова замолчал на некоторое время, перебирая мысли, после чего продолжил — возможно, это то о чем только что говорил Звягицев: «Они еще не выросли из пеленок и у них есть еще только хватательный рефлекс — дай!», но разве можно что-то серьезное сделать только беря, и бесконечно потребляя?

— Ты хочешь сказать, — стал размышлять Игорь, — что телепортация это использование духовной энергии и это созидание, а не потребительство? Но само выражение «использование духовной энергии» тоже больше похоже на потребление — парадокс!

Света неожиданно засмеялась, и, взяв под руки Владимира и Никиту, и лукаво спросила:- А любить — это что — потреблять или отдавать?
— Это, отдавать себя до последней капли, я готов ради любимой на все, — довольно мрачно проговорил Никита.

— Света! Не отвлекай от темы,- тут же попытался оборвать новую дискуссию Игорь, — вопрос очень важный. В чем приоритет? И, между прочим, от этого зависит, какая будет у нас любовь, в том числе.

— А у нас еще нет никакой любви, — весело засмеялась Света.

— Я имею в виду, не у нас с тобой, а у всех людей, по крайней мере, на просторах нашего Союза, — немного рассердился Игорь.

— Борис Николаевич, говорит, что сам капиталистический образ мысли несет в себе раздвоение и противоречие, для того чтобы пользоваться чужим трудом, надо использовать всякого рода умолчания. То есть — говорю одно, а подразумеваю другое. Говорю, будем делать вместе, а имею в виду, что ты будешь работать лопатой, а я буду подсчитывать количество брошенных лопат и деньги, которые получу, ну и так далее. И при таком подходе информация, которая идет по запросу на исполнение в Ноосферу не получает точного адреса, ячейки назначения для исполнения и остается, в итоге без воплощения. Это как в компьютере, если программа сбоит и путает ячейки памяти. А на деле при этом не возможно определить точки отсчета и точки назначения, чтобы проложить прямую сквозную линию. Где истина, а где ложь, где настоящая цель, адресата, вот в чем вопрос? Вот как-то так,- довольно пространно и немного сумбурно выразил свою мысль Владимир и остановился, глядя по сторонам.

Они уже почти подошли к «Сибири», и толпа немного рассеялась. То там, то здесь люди стали медленно терять свои очертания, и таять на глазах. Их телепортация в пространстве была очень живописна и обворожительна, только что был здесь человек, освещая своим биополем все вокруг, и вдруг медленно куда-то растаял, а где-то он точно также неожиданно, но мягко возникнет и продолжит свое существование наполненное разными делами.

-В целом с освоением телепортации стало меньше суеты, жаль только что она пока еще возможна только в малых объемах — подумал обо всем этом Владимир.

Света подошла к Володе вплотную и посмотрела ему в глаза, ее карие глаза были широко открыты, она улыбалась. Они застыли. Казалось, вечность спустилась мягким покрывалом на них. Света тихо спросила, продолжая загадочно улыбаться,- А у тебя нет никакого раздвоения?

— У меня нет, — с замиранием в сердце ответил Володя.

— Совсем, совсем? — как будто ожидая совсем другого ответа, сказала Света.

В этот момент кто-то толкнул Владимира в бок и сказал,- Подъем! Пора просыпаться, — это был Игорь, который лежал рядом с ним на сеновале, и уже проснулся, и стал ворочаться. А Владимир, почувствовал истому во всем теле, и, не открывая глаз, попытался удержать уплывающие вдаль образы, и ощущения, того другого пространства, другого мира, удивительного и манящего. На душе было светло, и мягкие теплые дуновения воздуха, омывающие его лицо, продолжали его убаюкивать, и ему хотелось продлить это состояние счастья, которое наполняло его. Но сознание медленно возвращало его к реальности. Он окончательно осознал, что лежит на сеновале, запах свежего сена с душистым оттенком целого букета трав, скорее всего: пижмы, полыни и зверобоя, делал, это лежание более приятным, но вместе с тем настоятельно, горечью своих ароматов, возвращал к действительности.

— «Удивительно, неужели такое, когда-нибудь будет? Как бы хотелось дожить до этого. От одной мысли об этом становится тепло на душе», — подумал Владимир, и с сожалением вздохнул о несбыточности этих чудных, светлых видений, но, набрав полные легкие душистого ароматного воздуха сеновала, наполнился вдруг неописуемым счастьем — счастьем сиюминутного бытия.

— «Все-таки как хорошо жить!», — пришел он к заключению, и ему очень захотелось поскорее увидеть Свету. Где она? Наверно, занимается с девчонками одеждой. У них сейчас много работы, в слободу снова пришли большие заказы на платья. А если они уже на летней кухне?

— Игорь, сколько времени?- тут же, опомнившись, спросил Владимир, приподнявшись на локтях.

— Почти три, — потягиваясь, пробурчал Никита, откуда-то из дальнего угла сеновала.

— Ох, ты! — непроизвольно воскликнул, Владимир.

— Да, там уже наверно, все без нас съели, — мрачно буркнул Никита. Игорь молчал, и медленно сползал по сену в низ.

— Ты куда? — спросил его Владя.

— Куда, куда? Все туда же, может и не съели, они же знают, что мы здесь дрыхнем, — ответил Игорь. Все трое быстро слезли с сеновала, отряхиваясь от прилипшего сена. Погода стояла чудная. Солнце жарило на всю катушку, вообще-то можно было еще поваляться и понежиться, ведь жара еще не спала. Мышцы с непривычки совсем еще не отдохнули, и во всем теле, по-прежнему, присутствовала заторможенность, тяжесть и хотелось хоть на немного побыть в покое и не двигаться, но какие-то внутренние более сильные мотивы толкали молодых парней отправиться скорее на летнюю кухню, где их, возможно, ждала не только еда.

Они вышли с сеновала на хоздвор, там было пусто и кроме одиноко стоящей телеги, которую они небрежно бросили, растопырив в стороны оглобли, закончив разгрузку последнего воза с сеном, там не было никого — безлюдье. Мужики, скорее всего, прямо на технике поехали на летнюю кухню, это только они втроем замешкались и уж явно попадут к концу раздачи, если вообще успеют. А ведь еще придется выслушивать, вдогонку, насмешки односельчан что: «Кто зевает, тот воду хлебает». Но, уж очень они с непривычки замотались. В конце концов, ничего страшного, можно и до дому дотерпеть, сон иногда бывает слаще меда и полезнее всяких щей и борщей.

Выйдя за огороженный жердями двор, они пошли напрямки, через рощу, мимо мочила для льна, а дальше мимо пруда с карпами, мимо поляны, на которой паслась их труженица — Милка. Увидев ребят, она радостно заржала, но продолжила нервно копать передним копытом землю, так как трава вокруг была уже вся съедена. Пришлось задержаться, и переставить ее, и видимо за такую доброту к ней, она любя, слегка укусила Володю за плечо, а может просто решила попрошайничать хлеба, и по доброте своей лошадиной, оставила на память небольшую метку от зубов.

— Ну, что ты, что ты! Милка, успокойся, — отстраняя морду лошади рукой в сторону, чтобы избежать продолжения лошадиных нежностей и потирая рукой свежий укус, стал успокаивать ее Владимир, — я потом тебе хлеба обязательно принесу, — пообещал он ей напоследок, и похлопал ее по загривку.

Дальше они быстро, по уже наторенной дорожке, сокращая по возможности замысловатые завихрения раскинувшейся на несколько километров живописной слободы, все, ускоряя и ускоряя шаг, выскочили к летней кухне, стоявшей на берегу небольшого пруда с берегами в форме большого боба. Под навесом было пусто, хотя на парковочной площадке стоял одиноко трактор. Все уже, видимо поели и разошлись кто куда, утомленные летним зноем, чтобы наслаждаться прохладой. Два входа с перголами увитыми северным виноградом оформляли по краям террасу, на которой за деревянными перилами, с точеными балясинами, увитыми зеленью, под навесом стоял большой деревянный стол с самоваром на конце, а рядом за каменной стеной из плиточника виднелся белый бок печи, а вокруг ни души.

— Жрать охота! — вдруг сказал Никита.

— Ничего. Сейчас посмотрим. Может там что-то осталось, — успокоил его Игорь. И ребята, пройдя сквозь одну из пергол, двинулись к спасительной печке.

— Куда лезете? Сони! Проспали все на свете, — откуда не возьмись появилась Маня.

— Я вас здесь жду, жду, а вы? — продолжила атаку она.

— А почему ты не послала, кого-нибудь из малых за нами? — возмутился Игорь.

— Малые с Серегой купаться ушли, они, между прочим, тоже еще не ели, — заявила в ответ Маня, потряхивая головой и передразнивая его.

— Это надолго, их оттуда теперь за уши не вытащишь, — ухмыльнулся Никита, — Хорошо, что мы не одни такие, — с некоторой долей удовольствия заметил он.

Игорь заворожено смотрел на Маню, с ее ярко рыжими волосами, убранными в косу, и смеющимися, красивыми глазками, и таким полным аппетитным белым личиком с розовыми щеками, как на картинах Кустодиева, что, конечно, толкало его на озорные мысли. И ему так и хотелось ухватить ее за что нибудь, что проявилось в нем и стало заметно даже со стороны. Ребята улыбаясь замерли предвкушая, что же будет дальше? Решится он или нет?

— А вот и дед поскакал, — радостно сказала она кивнув головой в сторону пруда, где только что по дороге проскакал дед на конюшню, оставляя клубы пыли.

— Очень хорошо, — обрадовался Володя, — Мне-то он как раз очень и нужен.

— А может это был не он, — улыбаясь заметил Никита, поглядывая на Игоря.

Маня в этот момент проскочила под рукой Игоря, второпях схватив белую льняную скатерть, и стала накрывать ее на длинный деревянный стол. Игорь тоже стал помогать ей, расправлять скатерть.
— Боишься деда? — заигрывая, подтрунил ее Игорь.

— А что мне его бояться? Раз уж вы все собрались, то надо вас скорее кормить, а то вы с голоду совсем озвереете. Вон у тебя какие жадные глаза, с голоду сделалось, — хихикнула Маня, расправляя складки на скатерти.

— Игорь сейчас совсем не до еды жаден. Ведь так, Игорек? — подлил масла в огонь Володя.

— А до чего? — ехидно подзадорила Маня, состроив удивленно глазки.

— Ну, мало ли до чего, — хитро покачивая головой, продолжил Володя.

— А вон уже и дед идет, — рассмеялась в ответ Маня. Ребята сразу как по команде, сделали спокойные лица и покосились в сторону дороги, где на краю возле рощи появился дед, спеша к ним на кухню. От его быстрой ходьбы гуси, мирно пасущиеся на лужайке перед прудом, загоготали и, растопырив крылья и хлопая ими для острастки непрошеного гостя, побежали к воде, ища спасения в родной стихии. Их грузные тела одно за другим поплюхались в пруд и все как есть гуськом, один за другим, отчалили от берега.

Ребята не торопясь сели за стол, все втроем спиной к стене, источая на лицах даже скуку и безразличие, и скромно, по стариковски, сложив в ожидании еды руки на стол. Наступила тишина. Маня убежала хлопотать к печке.

Дед размашисто вошел на кухню, совсем еще как, видно не остыв от езды на лошади. Удивленно посмотрел на присутствующих, — И это все? А остальные где?

— Не знаю, очень заняты, как видно, — засмеялась Маня.

— Ох, и хохотушка ты, Маня, — не без удовольствия, пожурил ее дед, и сел на свое место по середине стола, но тут же встал и пошел к раковине мыть руки приговаривая, — Замотался, надо немного ополоснуться.

Ребята тоже вдруг вспомнили, что не умывались после сеновала и медленно и важно пошли в очередь к умывальнику.

— Ну, что? Сено я видел, вы все перевезли? — сказал дед.

— Да! Мы решили поднапрячься сегодня, времени у нас мало, заказчики просят закончить отладку их программы на следующий неделе, — пояснил Владимир.

— А что там с пресс-подборщиком? — не обратив внимания на пояснения Владимира, медленно разглаживая складки на скатерти, как бы ожидая ответа на давно поставленный вопрос, спросил дед.

— Дед, ты понимаешь… — начал Игорь.

— Ну! Я слушаю, — дед угрюмо ждал ответа.

— Мы не можем так много времени терять, нам надо выполнять наши обязательства перед заказчиками, — подключился Владимир.

— Скоро уже Иванов день, между прочим. Заказчики — это конечно важно! А слобода, это что, по-вашему? — возмутился дед, — ведь, это тоже обязательство, но только уже не перед отдельным заказчиком, — он сделал небольшую паузу, — а перед всей страной, перед всем Союзом. Ты — это понимаешь?

— Может даже перед всей цивилизацией, — хихикнула Маня из-за печки, гремя посудой, остальные в ответ постарались сдержать улыбки. Дед посмотрел на Маню, насупил брови, и погрозил ей пальцем.

— Это ей, девчонке, позволительно такое, а вы — будущие мужики, думать надо шире, — дед замолчал.

— Дед, мы тебя все очень уважаем, — стал успокаивать его Игорь, — Но почему ты все время сгущаешь краски? — как можно спокойнее и умиротворяюще, постарался он донести до деда свою мысль, и как видно было по его тону и реакции остальных ребят, уже не в первый раз.

— Я не сгущаю краски, милые мои. И тысячу раз об этом говорил. Ну, что опять повторять? Тогда, в двадцать девятом, нам было совсем не до шуток.

— Но тогда же ничего не случилось, — заметил Никита.

— Почти ничего не случилось. Слава богу, он прошел мимо, только слегка ободрав атмосферу. Но ведь главное было не в этом, а в том, что нас обманывали, так называемые продвинутые ученые. Мы понадеялись на науку… а когда узнали правду, было уже поздно, оставалось только ждать, многие тогда, даже в штаны наложили.

— Дед, а ты что, совсем не испугался? — весело хихикая, спросила Маня из-за печки.

— Я фаталист, ты же знаешь, — ответил дед, улыбнулся и добавил, — во всяком случае, штаны у меня точно остались чистыми, — и засмеялся, вспоминая как все было, и уже совсем серьезно продолжил, — но на душе было очень пакостно, признаюсь… А ты что там, красавица, спишь что ли? — дед поторопил свою любимицу, но Маня сама уже стала выносить тарелки, а затем супницу, и принялась поскорее разливать суп по тарелкам.

— А где хлеб?- дед повернулся в ее сторону, размешивая суп ложкой, — а сметана? — снова пришлось ему напомнить хозяйке об ее обязанностях. Наконец стол был накрыт как полагается, и все молча и с удовольствием принялись хлебать суп. Ели они жадно, первый раз за день. В слободе вообще утром не принято было есть, и поздно вечером тоже, так лучше желудок отдыхал, и организм больше сил набирался. Чаю, конечно, могли попить, но это разве еда? Да и то, пили его каждый у себя дома, больше чтобы утолить жажду, или потолковать за чаем. Были, конечно же, и у них любители поесть, но таких было очень мало.

— Ох, и молодца ты Маня! — доедая на второе печеную картошку с овощами и причмокивая от удовольствия, похвалил дед хозяйку. Ребята, поев скромно сказали спасибо, и отвалились спинами к стене ожидая, что будет на третье.

— Дед! — вдруг обратился к нему Владимир.

— Да! — дед, отставил в сторону, пустую тарелку.

— А такое возможно, как ты думаешь?- осторожно начал Владимир.

— Ты это о чем? Говори яснее, я слушаю — подбодрил его дед.

— Мне приснился сон, — ребята усмехнулись, но Владимир не обратил на это внимания и продолжил, — фантастический. Я увидел такое светлое будущее, даже трудно пересказать. И там, в будущем, люди научились телепортации, но только почему-то у нас в Союзе, и связано все это было с духовной энергией. Один человек там сказал мне, что на западе из-за желания, наживаться на других, сознание раздвоено, и именно это мешает им двигаться вперед также быстро как мы. У них из-за этого раздвоения идут не правильные запросы в Ноосферу, и из-за этого у них ничего не получается, она им не отвечает, и они не могут получать нужную информацию. Что ты скажешь, об этом?

Дед внимательно выслушал и задумался, потом позвал Маню.

— Красавица ты моя, про чай совсем позабыла?

Маня и в самом деле забыла про чай, высунувшись из-за печки и застыв в ожидании, что же будет дальше. При первых же словах деда, она вспомнила и про чай и про булочки и многое, многое другое, про все, что относилось к ее обязанностям на кухне, и тут же исчезла за стеной, чтобы появится с подносом наполненным сдобой, а следом, и чаем в заварнике. И все дружно принялись за булочки, запивая душистым чаем, а вопрос так и повис в воздухе.

— А какое отношение телепортация имеет к духовной энергии, если это и возможно, то только благодаря технике? — вдруг прервал молчание Никита, — ведь телепортируется материя, ее надо разложить и потом собрать снова.

— Не скажи! — возразил Игорь, — это скорее всего технология чистейшей информации. Материи кругом много, это как кирпичи, а нужна идея, чертеж объекта. Телепортацию, можно сравнить с переданным, и потом воплощенным пакетом информации. Например, нам присылают по электронке разные чертежи и пакеты данных, а мы их на принтерах и станках тут же воплощаем в материи, ведь так? Чем это не телепортация?

— Ну и что же мне мешает в таком случае при передаче этих данных наживаться на других, если я этого жажду?- возразил Никита. Игорь налил еще заварки в чашку и пошел к самовару за кипятком и в задумчивости чуть было не перелил через край чашки, на скатерть, молча вернулся на место, с любопытством ожидая ответа, стал поглядывать на молчащего деда.

— Телепортация — это не то же самое, что дублирование, о котором ты только что сказал, — сделал предположение Владимир, — если мы говорим о телепортации, то надо говорить о роли и непрерывности сознания, а иначе это просто дублирование. А возможно что у простейшей материи тоже есть сознание. Телепортация — это так, чтобы: я где-то побывал и при этом понимал, что это был я, а не какая-то другая материя, но где-то там очень далеко и мгновенно.

— Ну, ты сказанул! Я ничего не понял, — засмеялся Никита. Дед продолжал молчать, внимательно разглядывая крошки на скатерти и двигая их пальцем по скатерти. К ним подошла Маня, внимательно слушая, о чем идет речь, но, не вмешиваясь, присела на скамейку и облокотилась на стол, посидев немного, и на всякий случай спросила, прервав молчание.

— А может, вам еще что-нибудь принести поесть?

— Стандартное женское решение вопроса, — засмеялся Игорь.

— Налей мне еще чаю, Маня, — попросил дед. И потом, медленно попивая принесенный ему чай, начал размышлять:

— Вообще-то, телепортация как явление возможна, я думаю. Возможности вселенной безграничны, я в этом уверен. Бывают же у нас такие сны, что проснешься и не знаешь, было ли это наяву или нет? А в таком сне бывает, улетаешь, черт знает куда. И что это? Может быть, вообще вся наша жизнь игра воображения, кто его знает, есть и такая философия. Но, похоже, исходя из собственного опыта, состояние души в этом все же играет огромную роль. Вот, давай поразмыслим. Прогресс- это движение от простого к сложному, то есть усложнение чего-либо, а значит синтез из простого в более сложное, а эксплуатация — это присвоение себе чего-то — то есть… Обособление и дробление и отторжение от общего, растаскивание плодов общего синтеза. Поэтому их цивилизация тормозит прогресс и глубинно стремится всей своей сущностью его уничтожить.

— Но, как же тогда достижения, которые у них все-таки есть, — выразил вдруг сомнение Владимир.

— Да нет тут никакого противоречия, — пояснил дед, — не бывает во вселенной однородных явлений, все перемешано. Так и у них: не все там по природе своей капиталисты. Одни присваивают и разрушают, а другие творят, созидают, и двигают прогресс и получают в этом удовольствие. Вопрос только в том, кого больше. Когда иждивенцев становиться больше, мир становится хуже и встает на грань краха.

— Вот как бы так взять и всех кто сидит на шее собрать вместе и отправить, куда-нибудь подальше, — мечтательно проговорила Маня.

— Ишь ты, как все просто, — усмехнулся Никита на Манины слова, — сколько тысяч лет прошло, а человечество все так и не решило этот вопрос.

— Решим когда-нибудь и это, ребята, — успокоил дед, — надо только научить людей получать удовольствие от творчества, а не от потребления материальных благ. Когда все поймут, что даже на всем нашем земном шаре количество материи ограничено, а творчество и альтруизм, напротив ничем не ограничены. Твори — всем на пользу и радуйся. И получай удовольствие бесплатно. Еще древние эпикурейцы говорили: « Что это за удовольствие, если за него надо платить». Но главное в твоем вопросе не это, Володя, главное — это природа самого творчества. Для того чтобы что-то придумать новое, чтобы заработала творческая фантазия… короче говоря, любая энергия, в том числе и творческая, рождается, когда есть разность потенциалов, в данном случае разные точки зрения и идеи. Нужен хотя бы бином информации. Но, если… — дед не успел докончить мысль, на кухню вошла баба Оля.

— Ну, что старик, ты все ребят поучаешь? — пошутила она, подсаживаясь к нему.

— Я не старик! Мне еще целых пять лет до ста, ты это лучше других знаешь.

— Ну, ладно, ладно, ты у нас не старик, ты дед — не горячись. Я что-то тебя совсем сегодня потеряла. Ты куда это пропал, пока я возилась с экскурсантами?

— Поехал посмотреть, что у нас с водой на горе, а что? — ответил он.

— Да нет, ничего. Просто смотрю, нет моего деда нигде. За тобой же нужен глаз да глаз, — улыбаясь, сказала она.

— Что ты переживаешь, — дед обнял жену, — ну что может со мной случиться?

— Вот видишь, Маня, какие они эти мужики. Мы места себе не находим, а они? — и, повернув голову в сторону Мани, баба Оля шутя, толкнула в бок локтем мужа, — так что готовься милая, к своей нелегкой женской доле.

— Ой, ой, такая ли она нелегкая!- засмеялся дед.

Маня подошла и обняла со спины бабу Олю, которая взяла ее за руки и, похлопывая по ним мягкими ладошками, стала, шутя приговаривать, — да, да вот такая у нас доля. Стараешься, стараешься, и никакой благодарности.

— Баба Оля, а ты есть не хочешь, я сейчас, мигом? — опомнилась Маня.

— Да нет, я уже поела, спасибо тебе, Манечка.

— А может чаю с булочками?

— Ну, если только чаю попить.

Маня, радостно побежала в посудомойку за чашкой. Дед встал, потягиваясь от удовольствия, за ним встали ребята.

— Ну что? Пойдем, посидим на бревнышках, — предложил дед, и не торопясь, пошел с ребятами к пруду.

— Видишь, я им помешала, — сказала баба Оля Мане.

— Да нет, они уже поели и просто болтали здесь о разном, о каких-то снах, об идеях, энергиях…

— Ну, ничего, мы сейчас тоже, немного пошушукаемся о своем, — попивая чай, и поглядывая как мужчины не торопясь, идут по лужайке перед кухней к пруду, заговорчески прошептала баба Оля.

Владимир, пошел рядом с дедом, чтобы удобнее было разговаривать, остальные тоже потянулись следом в ожидании продолжения. Отойдя немного от кухни, дед начал не громко, так чтобы было только слышно идущим рядом ребятам.

— Женщины — это целая вселенная. Сколько живу на свете, все новое и новое в них открываю. Они манят меня к себе не меньше космоса. Маня очень хороша! Повезет тому парню кому она достанется. Главное при выборе жены, смотреть надо на ее мать и родню, потому что женщина — несет на себе печать предков больше чем мужчина. И, если девушка не умеет радоваться, и не довольна собой и другими, и у нее всякие проблемы… и это еще в девках, то, что же будет потом, когда семейных проблем навалится выше крыши?

— Да, дед, мы это все знаем, — вклинился Игорь, пытаясь вернуть разговор прежней теме, — и что, если родителям девушка не нравится, то надо повременить и присмотреться, ну и так далее… ты там, на кухне что-то хотел еще сказать?

Дед остановился, — Ах, да! Совсем забыл, — и продолжил идти к бревнам лежащим у пруда вокруг кострища.

— Ну что, рассаживайтесь, продолжим наш мозговой штурм, — предложил дед. Все расселись на бревнах рядом с дедом.

— Чтобы рождались хорошие идеи — надо иметь, в первую очередь, ясную и понятную цель. Это как грибы собирать. Если ты будешь и грибы собирать и тут же их прятать от других, да еще и следы заметать, чтобы «не дай Бог» другие не нашли твои грибные места, то большая часть грибов останется не собранной и пропадет. Это называется: «И сам не ам, и другому не дам». Мы как собираем грибы?

—Все вместе, — почти одновременно ответили ребята.

— Вот то-то и оно, да еще наперегонки, и в общую корзину для кухни, ведь так? А когда у вас больше, получается, собрать грибов? Когда вы одни бредете по лесу или когда все вместе?

— Да мы по одному и не ходим, — ответил за всех Никита. А Игорь тут же добавил:

— Я сейчас представил, что один иду в лес за грибами, трудно даже представить, разве только если очень понадобиться, если есть совсем нечего будет. Главное в грибах — это компания.

— А еще лучше, если с девчонками, ведь правда, — усмехнулся дед, — вот также и с идеями — это называется коллективный разум, когда бросаешь свой маленький грибочек в большую общую корзину и от этого масштаба, этой общей корзины дух захватывает и хочется еще больше туда набросать грибов. Ведь какой бы ты большой гриб не нашел — все равно он будет меньше, чем общая корзина. Для души нужно пространство, чтобы развернуться. Если бы мы сидели только по своим дворам, и не было бы у нас ни общих дел, ни мастерских, ни музея нашего, ни той же самой нашей летней кухни, а главное ощущения нашей огромной большущей страны, как бы вы себя чувствовали? Ребята в ответ засмеялись.

А, это время, как эхо таким же радостным и непринужденным смехом им вторили, появившиеся из рощи мужики, толи от нежданной встречи со своими соседями, то ли просто по причине хорошего настроения. Но встреча между ними произошла так, как будто они не виделись целую вечность.

— О, дед!- радостно, издалека, закричал один из мужиков, взмахнув руками вверх, поприветствовав всю компанию разом, и выразив таким жестом, естественную радость, от неожиданной встречи, потом, подойдя к каждому из сидевших, поздоровался с каждым за руку, приговаривая, — Привет, привет, ребятишки.

— Привет, Миша! — ответил, пожимая руку дед. Миша был млаже деда лет на пятнадцать, но они смотрелись под стать друг другу, их возраст застыл где-то там, на отметке в шестьдесят. Еще двое мужиков таких же, как Миша вслед за ним, пожали руки всем присутствующим, и присели рядом на бревна.

— О чем речь? — спросил Миша.

— О коллективном разуме, что одна голова хорошо, а много лучше, — ответил дед.

— Это точно, — подтвердил Миша, — в этом деле главное резонанс, тогда обычно и результат бывает ошеломительный. Это как рота идет через мост, если все в ногу, то и мост рухнет.

Точно, — покивали головами остальные мужики, и стали вместе рассуждать: что резонанс и гармония в этом деле самое главное. Что бывает: один думаешь, думаешь, а потом собираются все вместе — раз и все решили.

Пока они сидели и рассуждали, с кухни вышла Маня, и пошла к мужикам. Увидев ее, дед улыбнулся, кивнув в ее сторону головой, усмехнулся: — Сейчас вам будет гармония, от Мани.

— Дедуля, что же это ты не идешь есть? — обратилась она к одному из мужиков с рыжей бородой, а потом и ко всем остальным — А вы, дед Миша и дедушка Коля, что сидите? Я вас всех жду, жду, мне, между прочим, еще посуду мыть и уборку делать…

— Вот-вот дедушка Юра, ты совсем не уважаешь свою внучку, — подшучивая, мужики встали со своих мест, и пошли на кухню.

— Что-то не работают твои пресс-подборщики в автономном режиме, без оператора. Да, и без нас, ну никак, обернувшись, сказал дед Миша Владимиру,- опять пришлось пятый вытаскивать, завяз по самые уши, — сказав это дед Миша пошел весело пританцовывая.

— Дед, может ты подскажешь, почему у меня не получается? — пожаловался Владимир деду, — я вроде все привязал и к Гланассу и даже специально завел пошаговый план-отладчик, на случай сбоя. И что-то все не то. Причем все в одном и том же месте.

— Сейчас не могу тебе ничего сказать, — ответил дед, — надо смотреть и разбираться, если хочешь, завтра с утра и займемся?

— Мы с утра будем с заказчиками общаться, — вклинился Игорь.

— Ну, значит, когда освободитесь, брякните мне, я буду ждать, потому что это тоже нельзя откладывать. Скоро уже настанет день Ивана Купала и с покосом надо заканчивать.

— Дед, мы столько времени потеряли, ну зачем ты нас каждый раз заставляешь вручную косить, да еще и возить на лошади, если мы все равно почти все сено заготавливаем техникой. Это же архаизм и только потеря времени! — возмутился Игорь.

— Потому что, вы должны это уметь делать, и, между прочим, не забудьте, что завтра у нас вечером кузня, и ты, Игорек будешь переделывать свою косу. Я тебе говорил тогда, что так делать нельзя, она будет тяжелой, и ты будешь клевать носом по всем кочкам. Ты что же, думаешь, я не видел, как вы косите?- как будто не замечая возражений, сказал дед.

— Слушай, дед, ты, что хочешь, чтобы мы в двадцать первом веке, вместо того чтобы шевелить мозгами орудовали лопатой и косой? Да мы так совсем потеряем квалификацию, и все наши заказчики разбегутся от нас, и что тогда нам прикажешь делать? Мы не хотим, как ты тратить свою жизнь на всякую архаику, — загалдели разом ребята.

— Цыц, малявки, — резко оборвал галдеж дед. — Что же вы думаете, вы такие гениальные, и без вас не будет никакого прогресса — что ли? Все как раз наоборот, чем шире ваши познания, тем больше шансов сделать что-то по настоящему стоящее и полезное для людей, — дед говорил уверенно и назидательно, а притихшие ребята, насупившись, смотрели на него, затаив упрямо свои мысли до лучших времен, потому что сейчас на их стороне было мало доводов, кроме желания заниматься любимым делом и не отвлекаться на разные мелочи — по их мнению. Дед прекрасно их понимал, потому что сам был таким, и внутренне был даже рад, что они по-деловому настроены на работу, но не мог пройти мимо их непонимания простых, прописных истин, которые были ясны ему как белый день, приобретенные за долгие годы методом проб и ошибок.

— Вам важны заказчики, это хорошо, а родные и близкие вам не важны? Если вы потеряете их. И потеряете все, что так близко вам, и это только из-за вашего нежелания иногда поучиться тому, что нужно, а не только тому, что приносит удовольствие. Вы уже такие здоровые лбы, а до сих пор так и не научились получать удовольствие от того, что есть вокруг, ведь это так просто: важно только чтобы это было полезно и давало пищу для ваших мозгов. Понимаете? Вы думаете, что техника это все? Наивысшее достижение? Для человеческой мысли может быть и да, но не для природы. Ее возможности безграничны и только изучая ее, вы можете бесконечно совершенствовать свой интеллект. Вы посмотрите на этих букашек, которые ползают вокруг. Они совершенны. Попробуйте повторить их. А вы даже не можете отладить простые компьютерные программы. Все должно быть в гармонии. А, между прочим, природа производит триллионы таких букашек не напрягаясь, да потому что, у нее это всеобъемлющий процесс, от простейших бактерий — до человека — все совершенствуется одновременно. Понимаете вы? Одновременно! — по слогам произнося последнее слово, закончил свою речь дед.

На его голос и усиленную жестикуляцию собрались, наскоро перекусившие мужики и бабы, которые пришли из мастерских, они с любопытством смотрели, в чем тут дело, стоя полукругом вокруг деда и ребят, вынужденных молчать в виду разных весовых категорий. Одна из женщин, дородного вида вдруг не вытерпела:

— Дед, ты это что моего внука ругаешь?

— А ты помолчи Наталья, когда старшие говорят, — резко оборвал ее дед.

— А что мне молчать, я хочу знать, в чем виноват ребенок?

— Ни в чем он не виноват, просто глупый, а ты, вместо того чтобы возмущаться, лучше помоги донести до него необходимость учиться.

— Что я могу до него донести? Он в школе учился и так все знает. Умнее меня уже стал.

Никита повернулся к Наталье и сердито сказал:

— Бабушка, не вмешивайся, мы сами тут разберемся.

Дед тут же дал Никите подзатыльник, приговаривая:

— Кто так со старшими разговаривает!

Собравшиеся возгласами поддержали деда, но при этом по-свойски и по доброму стали похлопывали по плечу ребят, говоря им соболезнования, и советуя внимательнее прислушиваться к тому, что дает им дед, потому что он всегда говорит дело.

— Что-то у нас разлад пошел, я вижу!- неожиданно громко сказал дед Михаил, — надо бы все вернуть к гармонии, и успокоить душеньку! — и начал пританцовывать.

— Это можно! — засмеялись женщины. Баба Оля подошла к деду и взяла его под руку.

— Ну что ты дед переживаешь? Вот сейчас придет Павлуха со своим агрегатом гармонизации, и всем будет хорошо и все сразу нормализуется — при этих словах она засмеялась, показывая рукой на дорогу.

По дороге шел Павлуха в косоворотке с гармошкой, а вместе с ним несколько баб и мужиков, тоже одетых по парадному в сарафаны и белые рубахи.

Односельчане встретили их радостными криками. А Павлуха оказавшись как рыба в воде, попав в родную для него стехию веселья, и подхватив витающее в воздухе настроение, издалека начал наигрывать на гармошке, живописно растягивая меха во всю ширь. И это были еще только наигрыши, заводные с залихватскими переборами, но приводящие состояние духа собравшихся уже к общему знаменателю. В этот момент в середине круга дед Михаил уже выдавал ногами кренделя. К нему присоединилась, сорвавшись с места Наталья, притопывая каблуками. Собравшиеся стали подхлопывать им в ладоши, подбадривая и подшучивая, чтобы задать больше живости. Дед Михаил задорно запел частушку про Натальины ноги, в ответ получил такую же про то, что у него ноги тоже хороши, но голове за ними не угнаться. Шутки посыпались со всех сторон, кто-то пел, кто-то со стороны только подначивал и все от души смеялись. Мужики выхватывали из толпы, собравшихся женщин, приглашая поплясать с ними, и посостязаться, кто кого перепляшет, главное в этом было задать нужный тон и темп и выдержать его до конца, не выпав из общей гармонии, только что возникнувшего танца. Иногда Павлуха заводил медленную мелодию, какого-нибудь старинного танца: то Амурские волны, то еще что-нибудь. И мужики и бабы парами кружились по кругу, блестя своими глазками и белоснежными улыбками. Молодежь застенчиво смотрела со стороны.

На общее веселье как пчелы на мед сходилось все больше и больше односельчан, которые закончили свои дела в мастерских и цехах, и веселье с каждой минутой разрасталось все больше и больше, а с приходом других односельчан только увеличивалось количество пар, раскачивая еще больше и больше маятник всеобщего душевного резонанса и веселья.

Владимир вдруг увидел, что подошла Светлана с девчонками. Сердце Владимира тут же беспокойно застучало, разливая по телу, томящую, сладкую волну разных предчувствий и желаний. Она была одета в очень красивую кружевную белую блузку. Может быть это только так ему казалось, и было всего лишь отражением его отношения к ней и настроением, неожиданно возникшим, и скрытым по счастью для остальных, но настойчиво проявляющим себя в неуемном ликовании, которое помимо его воли резонировало с танцующими перед ним парами. Ему тоже захотелось схватить Светлану за руку и дернуть в круг танцующих, но словно гири на ногах приковали его к земле. Неуемное желание танца с ней, в котором он может, наконец, обрести долгожданный контакт с любимой и невероятная робость, парализовавшая его снизу доверху, разрывали его на части.

Светлана увидела, что он смотрит на нее, и сама подошла к нему.

— Здравствуй, Володя! — сказала она и встала рядом. Возникла пауза, показавшаяся для них вечностью. Но такой сладкой вечностью, что не хотелось ее прерывать. И только внутреннее чувство неловкости от мысли, что другие могут заметить что-то не то, в их отношении друг к другу, толкало выдавить из себя, хоть какую-то фразу приличествующую данному моменту.

— Здравствуй, Света! — превозмогая состояние влюбленного паралича, с некоторым опозданием ответил Владимир. И снова наступило молчание.

А в это время дед Михаил вовсю пел, лихо, отплясывая в кругу своих сверстников.

Спляшем «Русскую» вдвоем;
Видишь, удаль молодая
Заходила ходуном…

Кто-то, сорвавшись с места и хватая за руку своих соседей, затеял хоровод, заставляя и других делать то же самое, закручивая кольца хоровода, как вихрь надвигающегося урагана. Весело с шутками и смехом началось движение, то в одну сторону то в другую, меняя ритм и скорость. Кто не успевал подстроиться и выпадал из общей массы, при этом смеясь больше всех своей же неловкости, тут же быстро сами возвращались в общий круг или были подхвачены заботливыми руками односельчан, таким образом, сохраняя единство всех собравшихся.

Неожиданно для себя Владимир и Светлана тоже оказались в этом водовороте веселья и радости. И над всем этим весельем неслась залихватская игра павлухиной гармони. Владимир держал Светлану за руку, боясь оторваться от нее, но при этом, до дрожи в сердце, опасаясь излишне сдавить ее руку, как будто ему досталось держать не кисть любимой девушки, а маленькую нежную птичку, ответственность, за жизнь которой целиком ложилась теперь на него и которая, как подсказывало ему его сердце, должна вырасти в большую красивую птицу счастья.

Владимиру, такая ответственность согревала душу и рождала желание оградить свою девушку от всего, что могло помешать ее радости. Держа ее руку, и ощущая каждый удар ее тревожного пульса, ему показалось, что она ошеломлена быстро развивающимися событиями и хотела бы уединиться от всей этой кутерьмы. Владимир выдернул ее из хоровода и отбежал в сторону, продолжая держать ее за руку. Он угадал ее желание, и она с облегчением вздохнула.

— Сумасшедшие, — сказала она.

— Да, — подтвердил Владимир.

Они стояли и смотрели на танцующих, боясь пошевелить пальцами, накрепко сцепленных рук. Через которые мерно текла энергия, порождая абсолютно новое душевное состояние для них, и им было очень приятно осязать этот внезапно возникший перед ними уголок вселенной человеческих отношений.

— Может, пройдемся, погуляем? — спросил, немного хрипя пересохнувшими голосовыми связками Владимир.

— С удовольствием, — сказала Света, немного оправившись от случившегося.

И они пошли в сторону рощи, оставив позади односельчан, весело проводящих теплый летний вечер, который естественным образом завершил их рабочий день, принесший им и трудовые радости и новые проблемы, которые теперь естественным образом требовали раскрепощения и отдыха.

— Света! Допоздна не гуляй! — раздался вдогонку им голос бабы Оли, которая весело отплясывала с дедом, но при этом зорко по-женски следила за тем, что происходит вокруг.

— Хорошо! — ответила Света, слегка повернув голову.

— Ой, надо зайти на кухню, — вдруг вспомнил Владимир.

— Зачем, что-нибудь забыл? — удивилась Света.

— Надо хлеба взять, я Милке обещал принести, когда переставлял ее, — пояснил Владимир.

— Ты уже опоздал, ее Василий увел на конюшню, я видела, как он шел с ней, когда мы из мастерской вышли.

— Значит, придется зайти на конюшню, — сказал Владимир.

— Слушай, Володя, отнесешь ей хлеб завтра утром, двойную порцию и она тебя простит, — засмеялась Света, — а если ты сейчас уйдешь от меня к ней, я тебя точно во второй раз уже не прощу.

И Светлана отошла от Владимира в сторону на вытянутую руку, так что деревья стали мешать им идти вместе, Владимиру пришлось отпустить ее, чтобы не идти за ней.

— А ты что обиделась? — серьезно спросил он.

— Ну, зачем, учеба есть учеба, но ты взял и уехал, а если бы захотел остаться в слободе мог бы дистанционно обучаться. Дед, между прочим, говорит, что самое лучшее образование это самообразование.

— Твой дед много чего наговорит. Всем говорит, что надо все время совершенствоваться и по максимуму использовать талант, данный свыше, а сам взял и все бросил ради какого-то музея.

— Ну, не какого-то, а союзного значения, и его в этом поддерживало даже правительство, между прочим — немного обидевшись за деда, ответила Светлана.

— А по мне, быть классным программистом и смотрителем музея совершенно несопоставимо.

— Ты прав, программистов много, а таких действующих музеев как наш пока еще мало, и наш стал первым, и он основатель целого нового течения в науке. Он разработал новые принципы выживаемости, после того происшествия двадцать девятого года. И теперь уже никто не оспаривает его принцип устойчивости системы, — слегка возмутилась Светлана.

— Я наверно что-то не понимаю, но зачем дублировать, то, что уже давно забыто? — поддавшись духу соперничества, помимо своей воли продолжил спор Владимир.

— Принцип «Эмбриона» это не дублирование. Природа намного совершенней всего того, что пока создало человечество, странно даже человеческий эмбрион проходит стадии первобытного развития. Как ты думаешь, для чего в природе такое дублирование?- Светлана задала свой вопрос и, улыбаясь, стала ждать ответа, по-видимому, уже зная на практике его действие и ожидая соответствующей реакции. Владимир усмехнулся, увидев во всем этом подвох, и немного посоображав, решил не ввязываться.

— Бог с ним, потом разберемся, — ответил он. Но Светлана не без удовольствия решила поставить точку.

— Как ты думаешь вообще, у нас на земном шаре может произойти какая-нибудь катастрофа, которая отбросит нас в каменный век?- задала она свой следующий вопрос.

— Ну, в принципе да, — коротко ответил Владимир.

— А для того чтобы вернуться скорее к уже достигнутому, что надо в первую очередь?- Светлана неумолимо продолжала свой допрос. В ней хорошо в этот момент почувствовался несгибаемый стержень, унаследованный от деда.

— Надо в первую очередь, сохранить знания, — ответил, защищаясь, Владимир.

— Нет! Кроме этого надо еще освободить себе время для освоения этих знаний, а значит надо сохранить хоть какой то уровень допотопных технологий, только так можно победить в конкурентной борьбе. Пока другие будут просто выживать, царапая ногтями кору с деревьев, мы будем косить траву косой, обладая элементарными технологиями, которые и дадут нам преимущества. Падение в бездну, глубже там, где больше отсутствие ранее созданных цепочек, по которым мы поднимались вверх. Вот представь: если ты лезешь по лестнице высоко-высоко, и вдруг у тебя под ногами ломается ступенька, какой ты предпочтешь вариант? Первый — все ранее пройденные тобою ступеньки, тобою же и уничтожены, их нет, за ненадобностью. Зачем они? Ведь ты их уже прошел, или и второй — все ступеньки находятся на своих местах? — закончила Светлана. Владимир подумал, потом подошел близко к Свете и чуть-чуть помолчав,улыбаясь, глядя в ее бездонные глаза, сказал:

— Хорошо, я сдаюсь, вы с дедом победили. Я сегодня видел удивительный сон, в котором мы с тобой были вместе, к чему бы это, как ты думаешь?

— Ну, это тебе лучше знать, — ответила Светлана, и не торопясь, пошла по тропинке. Некоторое время они шли и молчали. Роща быстро закончилась, и они вышли к Митрохиной усадьбе, утопающей в зелени в прямом смысле слова, дом был заглублен в холм с зеленой густой травой вместо кровли и только стены с окнами разной, и не симметричной формы живописно выступали из склона. Светильники, разбросанные по усадьбе, и вдоль дроги уже начали немного светиться, компенсирую неумолимо надвигающиеся сумерки. А фруктовый сад, живописно заполнивший пространство около дома с арками увитыми лианами винограда и актинидии источал аромат цветения и благоухания.

— Смотри, у Митрохи, кажется никого нет дома, — пытаясь разрядить молчание, сказал Владимир.

— Все веселятся у пруда, — предположила Светлана.

За усадьбой над дорогой, идущей в слободу, мелькнула тень в листве густых крон деревьев, естественным образом разделяющих усадьбы между собой.

— О! Уже контейнер прибыл, — сказала Света.

— Что, материал, ждешь? — спросил Владимир.

— Да, ждем, — пояснила Светлана.

— А, может быть, это ребятам блоки пришли? — предположил Владимир, пытаясь таким образом поддержать не слишком бойко идущий разговор. Светлана в ответ промолчала, ожидая каких-то других слов, и Владимир это почувствовал, но не понятно, откуда снова появившаяся робость сковала его речь и он снова ничего не смог ей сказать.

— Интересно, что делает сейчас Сергей? — спросила вдруг Светлана.

— Днем купался с пацанами, — ответил Владимир.

— Да, вода для него все. Он решил пойти учиться на океанолога. Собирается поступать в питерский Институт метеорологии и геодезии, — постаралась воодушевленно развить тему, Светлана.

— И уплывет он в далекие моря от нас, — не без удовольствия констатировал Владимир. И снова возникло томительное молчание, в котором угадывалось только тревожное биение сердец и ожидание чего-то, того чего они и сами еще до конца не знают, но что манит их и сковывает их тела и мысли, не давая им выбраться из той сладкой западни, которую им расставила природа. Они просто шли рядом и молчали, прогуливаясь по живописным дорогам и тропинкам слободы, незаметно выйдя за ее приделы в поле, и также незаметно подошли к реке, где над всем окружающим пространством как могучий колос возвышался зеленый холм с дубравой, излюбленным местом молодых парочек попавших, как и они, в сложное положение. С холма открывался живописный вид на всю слободу и даже на соседние усадьбы за рекой. По всей долине как вычурный узор кружев светились огоньки вдоль дорог и трасс монорельса, по которому невдалеке от них почти бесшумно, но быстро двигался очередной контейнер.

— Вот, этот контейнер уж точно наш, — обрадовалась Света, появившемуся поводу прервать молчание.

— Да, тот или другой точно ваш, — согласился Владимир, — и теперь тебя с работы за уши не вытащишь, — нарочито сокрушаясь, добавил он.

— Ну почему? Если хочешь, на следующей неделе можно съездить в Питер, — вдруг предложила Светлана.

— Да? — даже удивился Владимир, и тут же обрадовался, — конечно! — но сразу же осекся, — да, но меня твой дед не отпустит, я ему обещал отладить программу для пресс-подборщика на кривом поле.

— А мы его очень попросим. Он и сам может отладить программу, если захочет. Мы скажем, что едем в Музей этнографии, меня туда Зоя Васильевна, между прочим, пригласила.

Владимир от слов Светы непроизвольно глубоко задышал, ему показалось, что она уже почти сама дала согласие на все его скрытые желания, невысказанные им только по причине непонятно откуда взявшейся робости, но активно живущее в его сердце и поэтому видимо замеченные ею. Гора упала с его плеч, и он засиял как утреннее солнце.

— Да, конечно. Я согласен, — радостно отозвался он на такое сказочное предложение, но все-таки всеми имеющимися еще силами попытался, для приличия, сдержать свои эмоции, что плохо получалось, ему казалось, что сердце его уже само напрямую отстукивает азбуку Морзе его чувств, от чего его лицо вдруг покрылось густым румянцем.

— Ну, вот и хорошо, с облегчением, — сказала Света.

— Я закажу такси, тогда, — воодушевленно предложил Владимир.

— Нет, нет, только не такси, меня при взлете и посадке тошнит, — запротестовала Света, — лучше уж по железке. Или может быть, ты куда-нибудь спешишь, — поинтересовалась как бы на всякий случай Светлана.

— Да, нет можно и по железке. А давай выйдем на стрелке в Гатчине и прямо оттуда и начнем. Там у них чудесный парк и дворец. И можно будет отлично погулять, — предложил Владимир

— Давай! — обрадовалась Светлана, — я давно уже хотела сходить в их ботанический сад с прудами, очень хочется что-нибудь подобрать из аквакультуры для нас. Что-нибудь этакое!- сказала она, лихо, закрутив пальцами вверх.

— Слушай, давай, раз уж так пошло, зайдем и в Гатчинский Институт усадебно-ландшафтной урбанизации и посмотрим все в натуре. Пообщаемся, поделимся опытом, а может быть, мы что-нибудь и там этакое увидим?! — Владимир поднял глаза и руки вверх к небу, как будто, это должно быть чем-то сверхъестественным, — Они там такую деятельность развили. Говорят, что у них уже есть варианты на все случаи жизни, для всех широт и высот, в сети всего этого не увидишь, а тут есть такая возможность заодно все воочию посмотреть.

— Да, точно! — согласилась Светлана, — а потом сядем в метро и доедем до Питера. Я думаю, что пары дней нам на поездку хватит, все равно в один раз нельзя будет объять необъятное.

— А я люблю ходить белыми ночами по набережным, когда все уже спят и народу почти нет, и когда утром только начинают ходить первые троллейбусы… Представляешь! У них все еще ходят настоящие старые троллейбусы! Эта такая романтика! — Владимир мечтательно затих, смакуя предстоящую поездку.

— Да, представляю, тоже не менее мечтательно согласилась Светлана, — давай пойдем и скажем об этом Сереге.

— Сергею, зачем? — удивился Владимир.

— Ну, как зачем, все вместе и поедем, — удивилась Светлана.

— А без, Сергея мы не можем поехать? — как-то удрученно поинтересовался Владимир.

— А ты что, поругался с Сергеем?- удивилась она.

— Да, нет. Но я думал, что мы… Может тебе больше нравится Сергей, тогда так и скажи, я уйду в сторону, — решил прямо сейчас же выяснить все до конца Владимир.

— Нет. Я его, пока не люблю, — ответила Света.
У Владимира немного отлегло на сердце.

— А ко мне, ты как относишься? — рискнул спросить напрямик Владимир.

— Так же как и к Сергею, — загадочно улыбнулась Света.
Владимир не знал, что ему делать: «Что это означало? Зачем тогда все это? И кого она любит?» — вертелись у него в голове каверзные вопросы. «А может и не любит никого?» — что-то успокаивало его внутри.

— Пойдем домой, мои уже волнуются, — сказала Светлана и медленно пошла по тропинке. Владимир пошел радом с ней. Они долго шли молча, потом, видимо придя к какому решению Владимир, осторожно тронул Свету за руку, она остановилась.

— Что? — ответила она вопросом на прикосновение.

— Ты стала какой-то другой. Раньше ты всегда улыбалась мне, — начал Владимир. — А теперь, иногда так загадочно молчишь?

— Раньше я была девочкой, а теперь повзрослела. Теперь я знаю, что тот, кто тебе нравится, может внезапно уехать, не спросив твоего мнения. И он в этом тоже будет прав. Отношения должны быть равными, только так может что-то получиться. А мечты девчонки и ее желания — это еще не повод, чтобы жизнь свою менять, ведь так?

— Ну что ты говоришь, Света?! Разве я мог тогда подумать что ты… ты была тогда еще совсем школьницей.

— А что, школьницы не могут любить? — Света остановилась и посмотрела ему в глаза, потом быстро побежала по тропинке к своему дому, скрывавшемуся за деревьями.

— Света, Света! — попытался остановить ее Владимир, но она даже не повернулась, убежала, унося с собой оставшиеся без ответа вопросы, но, оставив в его душе, светлую надежду.

Владимир еще долго стоял и смотрел на ее дом с белыми глиняными стенами и соломенной крышей, построенный ее дедом в ретро стиле южных мазанок, и от этого дома, знакомого ему с раннего детства, исходило тепло! А может, это ему только так показалось? Ему даже показалось, что он видит сквозь стены, свет идущий от нее, который пронизывает всю его жизнь, и годы, потерянные им в их отношениях, наполняя его сердце такой радостью и силой, что уже ничего для него не страшно! Но впереди еще такая длинная ночь. А за ней обязательно будет великолепный восход и длинная- длинная жизнь. Длинная и счастливая жизнь вместе с нею. Вместе с односельчанами, с любимыми рощами, прудами, весельем и песнями над рекой, уносящей свои воды в большой океан. С чувством гордости за родную страну, в которой есть такое место для его большой любви.