Главный приоритет Владимира Путина — формирование не прочных партнерских отношений с Западом, а оси Россия-Евразия
Прошедший 7 и 8 июня 2012 года в Пекине саммит Шанхайской организации сотрудничества позволил российским и китайским лидерам продемонстрировать общность взглядов. Причем, это — не просто некий показной жест: у Владимира Путина есть и другие приоритеты помимо установления прочных партнерских отношений с Западом. Он намеревается сформировать нечто вроде оси Россия-Евразия и повернуться в сторону развивающихся стран.
Хотя Владимир Путин отклонил приглашение на саммиты большой восьмерки в Вашингтоне и Североатлантического альянса в Чикаго 18 и 19 мая этого года, подобное поведение по отношению к Китаю и государствам ШОС было бы просто немыслимым. Саммит в Пекине аккуратно подчеркнул особый характер отношений между российским и китайским руководством. Причем, все это — отнюдь не уловка, которая призвана укрепить позицию Москвы в переговорах с Западом. Путин намеревается восстановить Россию, которая должна стать евразийской державой и объединить вокруг себя постсоветское пространство. В более широком смысле, российско-китайское партнерство и продвижение ШОС как форума для сотрудничества и безопасности нацелены на сокращение влияния западных держав в Средней Азии. В этой связи нам нужно предельно внимательно подходить к рассмотрению логики этих событий.
Основание ШОС
Сначала давайте взглянем в прошлое. Основание ШОС более десяти лет назад стало продолжением укрепления отношений Москвы и Пекина по окончанию холодной войны в ответ на гегемонию Америки и Запада. 24 августа 1996 года, то есть — на следующий день после прошедшего в Москве саммита «восьмерки», Борис Ельцин отправился в Китай, чтобы договориться о «стратегическом партнерстве». В ходе визита было подписано множество соглашений, касавшихся в том числе установки «красного телефона», передачи мирных атомных технологий, эксплуатации энергоресурсов, военно-промышленного сотрудничества и торговых связей. С тех пор продажи российского оружия в Китай значительно сократились, однако энергетическое сотрудничество привело к строительству нефтепровода от сибирских месторождений к китайскому Дацину (переговоры о прокладке газопроводов к настоящему моменту еще не завершены), а двухсторонний товарообмен набирает обороты.
Продолжением этого стремления к сотрудничеству в Средней Азии стало подписание в Шанхае 26 апреля 1996 года договора о региональной безопасности, к которому присоединились Казахстан, Киргизия и Таджикистан. В результате была сформирована «шанхайская группа», туманное образование, которое на первых порах не привлекло к себе почти никакого внимания. Основными моментами в этом сотрудничестве стали переговоры по приграничным соглашениям между подписавшими договор государствами (протяженность их общих границ достигает 8 000 километров), а также борьба с экстремизмом, терроризмом и сепаратизмом и сохранения региональной стабильности (в это время талибы взяли в руки власть в Кабуле). Это сотрудничество открыло путь для основания ШОС 26 апреля 2001 года. Секретариат ШОС был расположен в Пекине, тогда как в Ташкенте, бывшей столице российского Туркестана, сформировали региональную антитеррористическую структуру. Помимо уже упомянутых стран, в 2001 году членом ШОС также стал Узбекистан. В 2004 году Монголия получила статус наблюдателя, а год спустя к ней присоединились Индия, Пакистан и Иран. На последнем саммите статус наблюдателя был присвоен и Афганистану.
Множество разнонаправленных целей
Россия и Китай используют ШОС для подкрепления «антигегемонистской» риторики против США и НАТО, которые ведут боевые действия в Афганистане с 2001 года (операция «Несокрушимая свобода») и обладают военными базами в Узбекистане (Карши-Ханабад) и Киргизии (Манас). Тем не менее, на самом деле игра — гораздо сложнее. Если говорить схематично, Россия пытается использовать ШОС, чтобы держать под контролем расширение экономического и торгового влияния Китая в Средней Азии и в то же время оправдать собственное присутствие в регионе как евразийской державы. Китай, в свою очередь, пытается превратить ШОС в «платформу» для своего влияния, укрепить двусторонние связи со среднеазиатскими государствами, нарастить импорт углеводородов из каспийского региона, а также дать стимул своему экспорту промышленных товаров и услуг. Среднеазиатские страны хотят выйти за пределы двусторонних связей с Россией и развивать разнонаправленную дипломатию, которая бы помогла укрепить их независимость. Кроме того, китайские капиталы позволяют профинансировать создание недостающей им инфраструктуры.
Несмотря на регулярно проводимые учения, ШОС нельзя назвать военным альянсом, чем-то вроде «евразийского НАТО». Государства-члены не связаны общим оборонительным соглашением, а причин для соперничества — довольно много, особенно в Средней Азии. Российские лидеры хотели бы обеспечить развитие органичных военных связей между ШОС и Организацией Договора о коллективной безопасности, что укрепило бы их собственную позицию. Они продвигают кандидатуру Индии для создания противовеса Китаю и выступают против переговоров о зоне свободной торговли (Москва отдает предпочтение Евразийскому экономическому сообществу). Китайское руководство пытается сделать упор на экономической стороне ШОС и обладает более глобальным взглядом на стоящие перед ним задачи (в частности это касается значимости китайско-американских отношений в торговом и финансовом плане): он выходит далеко за пределы Евразии, к которой официально относится ШОС.
Россия-Евразия против Запада
Как бы то ни было, неуверенность насчет будущего регионального сотрудничества не должна затмить реальные точки соприкосновения в дипломатии Пекина и Москвы (например, по Сирии и Ирану) и укрепление разнообразных экономических связей (торговля, энергетика, инвестиции). Такая глобальная тенденция представляет собой длительное явление и противоречит сценарию неизбежного военного конфликта Китая и России за Сибирь и Дальний Восток, по которому испытывающие необходимость в свободном пространстве и природных ресурсах китайские массы выплеснутся на огромные «пустоты» российской территории. Тем не менее, именно этот новый вариант «желтой угрозы» используется сегодня в западных столицах для подкрепления необходимости сближения с Россией. Несмотря на все последствия конкуренции в Средней Азии, российско-китайские отношения в ближайшие годы, скорее всего, станут только прочнее (удвоение торгового обмена к 2020 году, формирование общего инвестиционного фонда, кредит для России от Банка развития Китая).
Восприятие России на Западе, по всей видимости, искажено исторической неоднозначностью этого оседлавшего Урал государства-континента, а также философско-литературными спорами славянофилов и западников в XIX веке. Из этого подхода следует, что Россия обречена болтаться где-то между Востоком и Западом, не имея собственного геополитического самосознания. Таким образом, в нынешней ситуации китайская угроза на востоке, напирающий с юга ислам, а также сосредоточение основной массы населения в европейской части страны должны были бы подтолкнуть ее к Западу, если тот сам продемонстрирует свою добрую волю. Тем не менее, подобный сценарий не соответствует планам Владимира Путина, который хочет укрепить мощь российского государства, сформировать Евразийский союз на оставшемся после распада СССР ближнем зарубежье и поставить Россию-Евразию как третью страну между Азией и Западом. В целом Путин считает упадок Запада свершившимся фактом и обращает взгляд на развивающиеся страны: отсюда следует его интерес к Китаю, азиатским государствам с быстрорастущей экономикой и БРИКС.
Разумеется, в российско-китайском соперничестве, эволюции ШОС и мире развивающихся стран существуют свои источники соперничества и конкурирующие проекты, но разве могло быть иначе? Факт остается фактом: путинская Россия не хочет идти по пути сближения с Западом, делает ставку на упадок ЕС и НАТО и укрепляет связи с Китаем.
В Париже эти изменения воспринимаются как «географически удаленные», у которых нет ощутимых последствий для европейской и атлантической геополитики. Некоторые хотели бы увидеть в этом гарантии безопасности для Афганистана, которые бы оправдали жалкое заявление об ускоренном выводе войск из этой страны. Тем не менее, в нынешний век глобализации нам нужно опасаться результатов формирования новых соотношений сил на просторах азиатского континента.