"Евроромантики" и "реалисты" экзотерической глобальной культуры

<…Нет в мире и «чистых» народов. Каждый — результат того или иного смешения. Современные французы — потомки галлов-кельтов, но язык позаимствовали от завоевателей — римлян, а имя от других завоевателей — германцев-франков. Вестготы, кстати, в процессе сложения французской нации тоже поучаствовали, так же как и другие германцы — бургунды. Кого же считать предками французов?

Идеологи националистических настроений, а они есть в каждом современном этническом сообществе, ищут обычно очень глубокие древние корни своего народа, но при ближайшем рассмотрении попытки такого рода выглядят по крайней мере наивными. На самом деле все обстоит значительно сложнее.

Сложные этнические процессы идут в мире постоянно. Одни этносы зарождаются (чаще всего на основе возникающих по тем или иным причинам социальных организмов), в то же время другие клонятся к упадку, чтобы раствориться во вновь возникающих, третьи переживают период расцвета и максимального распространения, поглощая соседей. Скорость этих процессов может быть различной, они могут длиться и сто лет, и тысячу. Они в той или иной мере следуют за историческими событиями, но, по сравнению с последними, обладают большей инерцией, отстают от них. В результате в каждый момент картина оказывается весьма запутанной. Задача историков — распутывать ее для каждого исследуемого периода, не поддаваясь по возможности вне- научным национальным «фобиям» или «фильству», выяснять истину, как рекомендовал Корнелий Тацит, «без гнева и пристрастия»…>[1]

«ЕВРОРОМАНТИКИ» и «РЕАЛИСТЫ»

ЭКЗОТЕРИЧЕСКОЙ ГЛОБАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ

I. Культура в её истинном, «не западном», понимании и жизнь

сообществ людей

           Современные этносы-нации, если так можно выразиться, скованы достаточно тесным единством из-за наличия жестко фиксированных государственных границ с системой паспортного й таможенного контроля благодаря единой общегосударственной системе управления, обучения, информации. Язык радио, газет, телевидения способствует быстрому стиранию диалектных различий.

В первом тысячелетии, в конце которого в Европе уже начали возникать первые раннефеодальные государства всего этого еще не было, очевидно, не было народов в нашем нынешнем обыденном понимании. Каждый человек ощущал, вероятно, свою принадлежность не к некоему большому государственному единству, сколько к единству сравнительно небольшому — роду, племени, социальной группе дружинников того или иного вождя. То, что древние воспринимали как народ, этнос, было скорее всего неким конгломератом различных родственных или даже неродственных группировок населения. По всей вероятности, именно такие конгломераты и улавливаются археологами под явлениями, которые они называют археологическими культурами.

Термин, по признанию историка-археолога М.Б. Щукина[1], не очень удачный из-за многозначности самого слова «культура». Ведь в обыденном сознании «культура» — это музеи, театры, кинематограф, ансамбли песни и пляски — все, чем «занимается» Министерство культуры РФ и других стран. Есть, однако, еще и другая, оценочная сторона понятия «культура» — культурно, некультурно: чавкать за столом — «некультурно», есть с ножом и вилкой — «культурно».

Специалисты-культ-урологи, а есть и таковые, понимают, однако, этот термин шире. Все, к чему так или иначе человек приложил свои руки или свой ум, считается ими «окультуренным». В таком случае понятие «культура» соответствует и первоначальному значению латинского слова «cultura» = возделывание, обработка. То есть культура — это деятельность некоего множества индивидов вида «человек разумный», в целом. Но одни и те же задачи жизнедеятельности сообществ людей могут решаться различно. Дом строят, чтобы в нем жить, а горшок — всегда горшок, в нем варят кашу. Но и дома можно строить по-разному, из разных материалов, и горшки делать разными способами. Часто эти различия в прошлом были вызваны природными условиями, но зачастую и просто случайностью — однажды так получилось, вошло в моду, стало привычным, этому начали подражать другие и, в конце-концов превратилось в традицию. Вряд ли стоит приводить примеры, они многочисленны как в прошлом человечества, так и в настоящем.

            К указанному выше историческому периоду в Европе было по крайней мере семь «культурных миров». Каждый со своей спецификой материальной культуры, своим способом ведения хозяйства и социального устройства, с особым менталитетом преобладающей части населения.

Первый — это мир античной греко-римской цивилизации, второй — кельтский, третий — мир культуры Центральной и Северной Европы, включающий в себя носителей археологических культур: ясторфской, пшеворской, оксывской, поянешты-лукашевской и зарубинецкой. В III—I вв. до н. э. население Европы было подвержено сильному влиянию кельтской цивилизации, а с I в. н. э. — культурному воздействию Рима. Затем два особых мира населения лесной зоны Восточной Европы (восточные прото-славяне и финно-угоры), потом мир степных кочевников сарматов и наконец — фрако-гето-дакийский Карпатского бассейна и Нижнего Подунавья. Соответственно, если пользоваться терминологией Н.Я Данилевского в конце I в. до н.э. – VII в. н.э. в Европе имелось 7 культурно-исторических типов, связанных с ещё большим числом этносов древних людей.

Достаточно ясно, с точки зрения такого «культурного подхода», одно — за определенным единством материальной культуры населения должно было бы скрываться и единство духовное, и даже не столько духовное, сколько в значительной мере подсознательно-надсознательное (пэпо-эгргегориальное), семейно-родовое-племенное, бытовое. Вряд ли создатели горшков специально задумывались, в какой мере следует отогнуть венчике сосуда, украшать ли его насечками или пальцевыми защипами, а производители фибул не задумывались, вероятно, над количеством витков пружины этих застежек плаща. Так же, в развитие этих доводов, не совсем понятно, например, почему и сегодня русские предпочитают умываться под проточной водой из крана или умывальника и любят раз в неделю попариться в бане, хотя почти в каждом доме есть ванна, а англичане бани как таковой практически не знают и умываются, заткнув сток в раковине и наполнив ее мыльной водой.

Из сказанного отнюдь не следует, что материальная (археологическая) культура соответствует неким этносам, тем более что с последними ситуация тоже не совсем ясная, но определенное «перекрывание» того и другого явно имеет место.

Строго говоря, археологи не могут достоверно определить этническую принадлежность, у раскопанного скелета не спросишь, каково его этническое самосознание, кем он себя ощущал — готом, аланом, бастарном или венетом. Далеко не всегда удается археологам проследить и пути миграции населения, даже если они надежно зафиксированы древними авторами. Выявляются лишь смутные следы в виде распространения тех или иных типов вещей на разных территориях, изменения в облике тех или иных культур, что, строго говоря, необязательно явилось результатом миграции, могли быть контакты и другого рода. Лишь наличие контакта и перемен очевидно. Объяснение их — очередной вопрос и требует конкретного расследования в каждом конкретном случае.

Историко-археологические исследования вообще очень напоминают работу следователя-криминалиста. Раскопки —это как обследование места преступления, чем тщательнее оно проведено, тем лучше. От того, в каком положении был найден тот или иной черепок, зачастую будут зависеть и выдвигаемые версии хода события. Но собственно раскопки — лишь часть расследования, нужно рассмотреть и другие аналогичные случаи с подобным «почерком», а следовательно, поднять отчеты и публикации коллег, выяснить степень достоверности и надежности фиксации, искать «улики», залежавшиеся на полках музейных хранилищ.

Затем следует «опрос свидетелей» — древних авторов. Каждый свидетель, однако, знает в большинстве случаев не все, может ошибаться или даже сознательно, по своим соображениям, вводить в заблуждение. Их показания необходимо сопоставить и друг с другом, и с «вещественными», археологическими «уликами». Из сопоставлений рождаются версии, они могут быть различными. Какая из них более правдоподобна, решается в процессе «судоговорения», дискуссии. А вердикт выносят, как правило, представители следующих поколений исследователей, принимая ту или иную версию в соответствии с новыми накопленными материалами. От возможности «судебных ошибок» это, впрочем, тоже не избавляет.

Для каждого расследуемого случая одним из наиболее существенных моментов является время — когда именно произошло событие. Часы, минуты. От этого многое зависит, зависит выбор версии. Но на предметах, находимых при раскопках, за очень редким исключением, никакие даты не указаны: ни на лепных горшках, ни на застежках плаща — фибулах, ни на оружии или женских украшениях нет даты их изготовления. Как же археологи определяют время их существования в древности?

Основной метод археологии — типологический. Еще в конце позапрошлого XIX века «королем археологии» Оскаром Монтелиусом (Montelius 1896) было подмечено, что одни и те же категории вещей: керамика — горшки, миски, кувшины и прочее; оружие; украшения и т. п. при общем функциональном предназначении не остаются неизменными в деталях, распадаются на типы, их варианты, образуют своего рода типологические ряды эволюции во времени, иногда достаточно длинные (подробнее о возникающих при этом сложностях см.: Клейн 1991).

Монтелиус обнаружил и еще одно явление: есть типы вещей, которые в древних погребениях, кладах и других «закрытых комплексах», с очевидностью попавших в землю единомоментно, часто и устойчиво сочетаются друг с другом, встречаются друг с другом изредка или не встречаются вместе никогда. Первые, очевидно, синхронны — бытовали в один и тот же период времени. Именно эта закономерность позволила следующему поколению европейских археологов.

Впрочем, единой системы не существует, никто не рискнул объединить их, в этом и не возникало необходимости, но по каждой из эпох имеются свои системные разработки ступеней сочетаемости типов.

В связи с этим, будем придерживаться типологии отечественных историков-археологов в дальнейшем описании культурно-типологических влияний на население, проживавшее в исторической части Расы-Руси-России в до-государственную эпоху – в первом тысячелетии н.э.

                         II. Готы, датчане и «прочие шведы»[2]

            Переломным («судьбоносным») для «варварского» культурного мира Европы можно было бы считать 6 г. н. э., когда римляне, по ряду политических обстоятельств,  были вынуждены заключить с германцами государства Маробода некий союз, выгодный для последних, и римская бронзовая и стеклянная посуда массово хлынула в варварскую среду. Началась эпоха римского влияния. Именно находки римских бронзовых тазов, котелков и прочего позволяют синхронизировать варварские комплексы в единую систему, идентичные по деталям сосуды вряд ли далеко отстоят друг от друга во времени. А абсолютные их датировки базируются как на совместных находках с монетами, так и на находках в слоях той системы крепостей-кастеллов, воинских лагерей и прочих укреплений, которые были построены римлянами вдоль границ Империи. Это так называемый Limes Romanus. Далее, по тексту, просто — лимес, некоторые из них существовали сравнительно короткое время, в течение нескольких лет. Поскольку те же самые тазы Эггерс 100, ковши Эггерс 140 и прочие были найдены и в сарматских погребениях Подонья, Предкавказья, Поволжья, Украины и Молдавии, то и эти территории неизбежно попадают в зону Общеевропейской хронологической системы[3].

         Общеевропейская система хронологии «римского времени», по археологическим данным, на сегодняшний день выглядит приблизительно следующим образом. Ступень В охватывает период от рубежа эр (с 6 г. н. э.) до 70-х гг. По наблюдениям польских археологов, она может быть подразделена на три фазы — Bia, Blb, и В1с, то есть каждое поколение представлено своей субкультурой, своим набором обыденных вещей. Далее следует ступень В2 — длительная, столетняя, ориентировочно с 70-х по 170-е гг. Внутреннему членению на фазы она поддается плохо, хотя для некоторых территорий это и удается сделать, например удалось Рышарду Волонгевичу для памятников вельбаркской культуры Польского Поморья[4].

          Затем последовали известные Маркоманнские войны 162-180 гг., в которые было втянуто почти все население Центральной и Северной Европы. Соответственно, это вызвало некие изменения в типах вооружения, умбонов и рукояток щитов, фибул, пряжек и прочего. Казимеж Годлевский выделяет особую переходную ступень от «раннеримского времени» к «позднеримскому» — ступень B2/Cj второй половины II в. Эта ступень достаточно плавно, без резких изменений, перерастает в последующую С1а— начало III в. — приблизительно до 30-40-х гг., а затем в ступень С1Ь — 40-60-е гг. и в ступень С2 — конец III — начало IV в.[5]

          Первыми, на историческую сцену Европы первого тысячелетия н.э. по письменным источникам древнеримских авторов выходят вандалы, или, как их называют в своих трудах Плиний и Тацит вандилии. При этом, неясно, были ли вандилии, упомянутые Плинием и Taцитом, теми же самыми племенами, которые фигурировали в более поздних источниках, как вандалы, или вандилии Плиния и лугии Taцита были одним и тем же народом под различными названиями? Фактически самое раннее участие вандалов в исторических событиях было отмечено Иорданом в его «Гетике» (Iord. Get. 26, 95). Согласно ему, три корабля готов где‑то покинули остров Скандза и высадились около устья Вислы, они победили местное население ульмеругиев, осевших на берегу океана — Балтийского моря, и также подвинули соседние племена вандалов. Иордан сообщал, что готский король Филимер, который решил переселить свой народ от берегов Балтики в землю Ойум — Скифию на Черноморском побережье, был пятым королем после Берига, предводителя готского переселения из Скандинавии (Iord. Get. 26, 95). Неизвестно, как долго каждый король жил и правил. Поскольку нет точных данных, то можно лишь условно предполагать, что этот срок мог составлять около двадцати лет. По информации Петра Патриция, готы закрепились на Черноморском побережье и в низовьях Дуная уже около 238 г. н. э. (Pet. Patr. fr. 8). Имеются также косвенные данные о том, что некоторые группы или отдельные представители готов находились в нижнем течении Дуная и ранее, в 170 г. н. э. согласно «Scripta Historia Augustae» (SHA, Max. 1, 4—6) и Иордана (Iord. Get. 83) о происхождении римского императора Максимина Фракийца. Он родился приблизительно в 173 г. н. э. во фракийской деревне в нижнем течении Дуная, его отец был готом, а мать из племени алан. Итак, согласно расчетам, готы Берига встретили вандалов на Висле 100—120 годами ранее — в середине или конце I в. н. э.

      Ситуация, описанная Иорданом, хорошо подтверждается археологическими данными. Налицо значительные изменения в первой половине I в. н. э. в культуре Померании[6]. Обряды погребений этого типа характерны для различных частей Скандинавии. Возникли новые формы артефактов: браслеты, золотые и серебряные гроздевидные подвески и др. Вновь прибывшее население отличалось от своих оксывских предшественников и их южных соседей — носителей пшеворской культуры — тем, что не помещало оружие в могилы. Возможно, на это существовало табу (викинги умирали - «уходили к Одину» с оружием в руках). Этот новой феномен связывается с возникновением вельбаркской культуры (Wołagiewicz, 1974; 1981a, b; 1986; Shchukin, 1989, p. 292—302; Щукин, 1994, с. 244—278).

         Приблизительно 100—120 лет спустя, во второй половине II — первых десятилетиях III в. н. э. вновь произошли еще некоторые изменения. Могильники вельбаркской культуры прекратили свое существование на территории Померании между Одером и Вислой, и эти земли запустели. Однако, вельбаркские памятники появились на территории Мазовии в междуречье Вислы и Западного Буга. Одновременно с этим в регионе исчезли пшеворские памятники (Wołagiewicz, 1981a; Dąbrowska, 1981; Щукин 1994, рис. 96, 97). В тот же самый период можно было отметить продвижение вельбаркского населения в юго-восточном направлении (Szczukin, 1981; Wołagiewicz, 1993; Kokowski, 1999; Bierbrauer, 1994). Серия вельбаркских памятников и элементы этой культуры были зафиксированы на территории Западной Украины — на Волыни (Кухаренко, 1980; Kozak, 1992), в бассейне Южного Буга (Хавлюк, 1988), Молдавии (Рафалович, 1986; Шаров, 1992; Кашуба и др., 2001—2002) и даже в довольно отдаленных местах, в частности, в бассейне р. Сейм, восточнее Днепра (Кухаренко, 1970; Szczukin, 1981, ryc. 4) и в Нижнем Подунавье (рис. 4) (Irimia, 1983; Щукин, 1994)[7]. Вероятно, эта археологическая картина отражает движения готов к Черноморскому побережью, и кажется также вероятным, что их соседями в современной Польше были вандалы Иордана, лугии Тацита и вандилии Плиния. Поскольку пшеворская культура выглядит достаточно монолитно в течение столетий, можно было предположить, что это был один и тот же народ, известный под различными названиями. По данным ДНК-генеалогии примерно с 2010 г. этот народ стал нам известен – это индоевропейцы с гаплогруппой R1a, пришедшие в Великопольскую низменность-равнину за 2-2,5 тыс. с лишним лет до описываемых событий – то есть бывших в отношении к скандинавским пришельцам вполне себе автохтонным – «коренным» населением. Это определяло особое культурное взаимодействие двух различных племенных групп и двух совершенно разных культур. Судя по фольклору – изустным сказаниям скальдов и писанным трудам самих поздних готов, культура скандинавских пришельцев была кланово-семейная, захватническая (людоедская), наследовавшая культурные традиции палеолитической кроманьонской культуры, носители которой, после получения в свои руки железного оружия на южном побережье Балтики, посчитали себя достаточной для завоеваний территорий других народов, силой. Автохтонное же население проживавшее на подлежавших освоению территориях, содержавшее, в своих культурных ПЭПО-эгрегорах антилюдоедские, общинные алгоритмы земледельцев и скотоводов, хотя и имело для самозащиты достаточно эффективное оружие, но в отличие от готов, не было, в статистическом «горбе раз-пределения», агрессивным и воинственным, и было, в силу этого, склонно к «культурному сотрудничеству» с готскими завоевателями.

       Как показывает археология закрытых захоронений, отношение местного населения к вновь прибывшим и их отражение в археологическом материале было намного более сложными. Похоже, что население пшеворской культуры принимало участие в реконструированных выше событиях, становясь какой-то частью (скорее всего – «обслуживающе-тыловой») «дружинной» армии готов. Одновременно с появлением готов на территории Померании (будущей «колыбели» балтийских и полабских славян) и процессом формирования вельбаркской культуры на Волынь и Верхнее Поднестровье, а также земли, которые ранее, возможно, принадлежали бастарнам, проникают пшеворские элементы, как это показано в работах ряда авторов (Smiszko, 1932; Kropotkin, 1977; Козак, 1984; Kozak, 1992). Известны поселения с пшеворской керамикой, специфическая группа погребений Гринев — Звенигород, а также небольшие могильники в бассейне Верхнего Днестра. Эти погребения характеризует сочетание пшеворских, дакийских и сарматских культурных элементов (рис. 5) (Shchukin, 1989, p. 276—286), что перекликается с описанием певкинов-бастарнов Тацита (Tac. Germ. 46). Возникает волынско-подольская, или зубрицкая группа поселений (Kozak, 1992). Позже, во второй половине II — начале III в. н. э., когда население вельбаркской культуры начало движение в юго-восточном направлении, часть населения пшеворской культуры, видимо, также участвовала в этом процессе. В Верхнеднестровском бассейне были обнаружены отдельные кремации с такой особенностью пшеворского погребального обряда, как ритуально испорченное оружие — Добростаны, Иване Злоте и т. д. (Smiszko, 1932; Козак, 1984). Типичное пшеворское погребение было найдено в д. Громовка возле истока р. Южный Буг (рис. 6) (Dąbrowska, Godłowski, 1970). Некоторые пшеворские элементы отмечены и на поселениях так называемого киевского типа, или ранней киевской (протославянской) культуры далеко на востоке, например в Картамышево Курской обл. в верховьях р. Псел, левого притока Днепра. E. A. Горюнов обнаружил здесь чернолощеную керамику, орнаментированную свастиками, типичную для пшеворской культуры. В первой половине или середине III в. н. э. на территории Восточной Европы сформировалась мощная черняховская культура. Она представляла собой многокомпонентную (многоуровневую – многосеквенциоанальную) культурную общность, включавшую как местные, так и пришлые, прежде всего вельбаркские, элементы. Для больших биритуальных (как погребений пепельных урн, так и оружия, сопутствующего телам умерших) могильников черняховской культуры III—IV вв. н. э. кремации с оружием в массе не характерны, но все же они присутствуют, к примеру, на могильнике Тыргшор в Румынии (Diaconu, 1965), Оселивка на Верхнем Днестре (Никитина, 1988), Будешты в Молдове (Федоров, 1960) или Компанийцы в Полтавской обл. Украины, в восточной части Среднего Поднепровья (Maхно, 1971) что позволяет предполагать участие пшеворского населения в формировании нового культурного единства[8].

       Таким образом, на территории нынешней Правобережной Украины, вполоть до Днепра и немного на Север, возникают компактные поселения одновременных носителей как вельбаркской (готско-скандинавской, палеолитической – «каменно-вековой»[9]), так и пшеворской (мезолитической, индоевропейской – «бронзововековой») культур, имеющих разные, до противоположности, базовые культурные установки, происходящие от разных генотипов и разных «культурных установок» на стадии формирования больших устойчивых групп людей. Таким образом, «пшеворцы» – по своей культурной истории – «не людоеды», сами-по-себе, получили на ПЭПО-эгрегориальном уровне в свои родовые ПЭПО-эгрегоры прямо противоположные для земледельческо-общинной родо-племенной сигнальной системы алгоритмов бытия объемлющие сигналы, нарушившие их «мезолитическую» целостность и культурное благонравие, сделав их со-участниками многолетнего грабительско-захватнического похода, характерного для кочевых племён.

        Можно спорить сколько угодно о механизмах-причинах такого явления (деградации общинной культуры мезолита в среде определённой группы древних индоевропейских народов - например - прото-поляков, уже состоявших из неоантропов не одного десятка поколений – современных, по антропологической типологии, людей), но это – подтверждённый научный факт, полученный средствами археолого-исторических измерений, и не могущий быть опровергнутым никакими другими средствами доказывания.       Если же иметь ввиду, что культура, в её ПЭПО-эгрегориальном смысле - это «нулевой» приоритет управления, существующий ещё в до- и над-сознательном виде в отношении людей вида «человек разумный» - то есть объемлющим сознательное целеполагание, присущее первому приоритету ОСУ/О, то рационально (эдраво-мыслительно) непонятые факты могут быть поняты влиянием-взаимодействием психо-эмоциональных полевых образований (эгрегоров) людей относящихся к разным под-видам, при этом более высокая иерархия мер понимания (объемлющий ПЭПО-эгрегор) окружающего Мироздания будет за поколениями самых древне-живущих, к которым, как видно из объективных фактов, связанных с самым ранним периодом жизни человечества относились, согласно археологическим данным, скандинавские готы. В связи с этим - какими бы не были изменения в приведённых ископаемых культурах, мировоззренческое доминирование готов было неизменным, отражавшим их культурную основу, выраженную в самом важном для древних людей ритуальном обряде - проводах в мир иной - погребении умерших без оружия - которое необходимо воинственным группам живых людей для захватнического похода, в связи с чем «им не разбрасываются», то есть прямо противоположный кельтскому культу, унаследованному пшеворской культурой.

      Развиваясь, затем, вширь, и вбирая в себя компонент римской провинциальной культуры через уже «прирученных» римско-христианской государственной культурой, шатающихся по Европе «странников»-готов, в следующем – III веке эта смешанная культура эволюционирует до черняховской (римской-провинциальной), получающей широкое распространение вплоть до Днепра – то есть на всю будущую Правобережную Украину и существующей там вплоть до появления в этих землях первых (уже культурно эволюционировавших от «поянештско-лукашевско-зарубинецкого» культурного уклада[10]) славян – Белых Хорватов.  Культурная ассимиляция с местным населением лесной и лесостепной части Поднепровья IV в. идёт, как видно, достаточно легко, из-за языково-культурной близости пришлых культурных мутантов и местных «индоевропейцев», практически идентичных друг-другу по генотипу, на тот момент - носители гаплогруппы R1a[11]. Однако, более «восточная» часть «автохтонов» встречает изменённую, готско-римскую культуру  «в штыки», и там возникает, по выражению М.Б. Щукина, хиатус-пустота каких-либо культурных изменений в течение двух последующих столетиях– то есть, восточная часть «индоевропейцев» не принимает эту духовную инверсию, из-за чего возникает вначале – «сарматский», а, затем и «гуннский» «ответки» готским колонистам и их обслуге из числа «пшеворцев»[12]. Готское "крымское" королевство падает под ударами завоевателей. «На плечах» отступающих из Причерноморья «вельбарскцев-пшеворцев», а, затем (уже «при Атилле») «черняховцев» в Юго-Восточную часть Центральной и Восточной Европы «заходят уже «другие» – восточные - видимо «эгрегориальные людоеды», добавляя свой – генетико-культурный компонент на территории Правобережья Днепра и Волыни, вплоть до Юга и Центра будущей Польши. Так Восточная Европа получает, кроме готского ещё и сарматский культурный компонент, явно не прибавляющий добронравия будущим народам, возникшим на этих землях, но уже с «конно-армейской» спецификой. 

          Таким образом, ещё c IV в. н.э., за 500 лет (20 поколений) до возникновения единого древнерусского государства, линия культурного раздела между Западной – римской, рабско-людоедской, с сарматским компонентом, и более восточной мезолитической индоевропейской культурой земледельческих поселений пролегла по землям Восточного Поднепровья, на без-сознательных уровнях эгрегориально хранящихся в родовой (племенной) памяти культурных алгоритмов, разделив индоевропейские племена с изначально базовой гаплогруппой R1a на Западную (Европейско-кроманьонско-сарматско-католическую) и Русскую (впоследствии) цивилизации по признаку принятия, либо отвержения жизнестроя основанного на палеолитической, кроманьонской, людоедской культуры, с её кланово-родовым индивидуализмом и стремлением к обращению в рабов себе подобных, при одновременном превращении себя-любимых в господ.

        Это предопределённо заложило недолговечность межплеменного, говорящего на одном языке, но культурно-различного союза восточно-славянских племён возникшего лишь на исторически короткий[13], тактический шаг-период, из-за вынужденного решения старейшин «мирных» племён призвавших-пригласивших в IX в. н.э. для  из-пользования в качестве  защиты от внешней угрозы со стороны многочисленных врагов буйно помешанных на войне («пассионарных») вождей дружин готского типа, состоявших из профессиональных паразитов, вобравших в свои родовые ПЭПО-эгрегоры алгоритмику готов – генетических или культурных (либо то и другое) кро-маньонцев-людоедов[14].

(продолжение следует)

[1] Марк Борисович Щукин – выдающийся археолог, историк, принадлежавший к Ленинградской научной школе, является основоположником целого ряда направлений в исследованиях восточноевропейских археологических культур римского времени и раннего средневековья и создателем научной школы. Ученый был хранителем коллекций Государственного Эрмитажа, более четверти века возглавлял Сектор железного века Отдела археологии Восточной Европы и Сибири Эрмитажа, принял участие в организации десятков выставок и составлении множества путеводителей. Он был профессором Санкт-Петербургского университета, стоял у истоков создания Высшей Антропологической Школы в Кишиневе, читал курсы "Железный век Европы", "Сарматская археология", вел семинары и курировал студенческие работы в Санкт-Петербургском университете. Его перу принадлежат 5 монографий и около 200 статей, каждая из которых была событием, подлежала тщательному разбору оппонентами и с восторгом воспринималась единомышленниками. https://открытаяархеология.рф/individuals/щукин-марк-борисович

[2] Из стихов В.В. Маяковского «О советском паспорте» - дословно – «и не повернув головы качан и чувств никаких не изведав, берут, например, паспорта датчан и разных, прочих шведов».  

[3] См. Щукин М.Б. Готский путь (готы, Рим и черняховская культура). — СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. — 576 с. С. 17-18.

[4] См. Щукин М.Б. Готский путь (готы, Рим и черняховская культура). — СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. — 576 с. С. 19.

[5] См. Там же.

[6] <...В предшествующее время эти земли были заняты носителями так называемой культуры оксывской, родственной и близкой культуре пшеворской, охватывающей земли, расположенные южнее и почти точно укладывающейся в пределы современной Средней и Южной Польши. Пшеворскую культуру зачастую, и не без оснований, сопоставляют с территорией расселения племен тацитовских лугиев (Тас. Germ., 42-43; Godlowski 1985, s. 140-141) или вацдалов Плиния (Plin. Н. N. IV, 99). В обеих культурах обилие захоронений по обряду трупосожжения с положенными в могилы многочисленными предметами вооружения: мечами, копьями, умбонами щитов, шпорами и прочим. Как правило, все эти вещи согнуты или сломаны —ритуально «убиты». В могилах находится также блестящая, чернолощеная керамика, чаще вазовидных форм. В складывающемся же новом культурном образовании многое меняется. Практически полностью исчезает из погребений оружие, возникает, очевидно, по каким-то соображениям, табу на помещение его в могилу; наряду с трупо- сожжениями появляются и трупоположения — могильники становятся бири- туальными; меняются формы посуды — значительно меньше чернолощеной, чаще всего это небольшие желто- или коричневоглиняные мисочки, тонкостенные, со слегка подлощенной или заглаженной поверхностью, хотя чернолощеная керамика тоже встречается. Характерной особенностью являются маленькие Х-видные ручечки-налепы. Впрочем, формы керамики достаточно разнообразны (Wol^giewicz 1993). Очень специфичны большие сосуды-вазы с сочетанием поверхности подлощенной и нарочито ошершавленной, это сочетание образует орнамент — треугольники, зигзаги. Такой декор почти не встречается за пределами региона. Появляется здесь и целый ряд совершенно новых и весьма своеобразных форм украшений: браслеты с шишечками на концах и широкие пластинчатые, иногда спиральные, заканчивающиеся плоскими полукруглыми пластинками в виде сильно стилизованных головок змей (рис. 1: 3, 11, 19), своеобразные S-видные скрепы ожерелий, концы которых украшены зернью (рис. 1: 14, 20, 27; цв. вклейка I, 1). Филигранью и зернью декорированы также и грушевидные подвески-кулоны (рис. 1:21). Подобного никогда не было прежде ни здесь, ни где-либо в Европе в предримское время. В отличие от пшеворской и оксывской культур, где украшения обычно железные, эти, как правило, изготовлены из бронзы, а чаще даже из серебра или золота. Хотя концентрация такого рода изделий приходится именно на Польское Поморье, распространены они шире — известны и в Северной Германии, и в Дании, и в Швеции (Andersson 1993; 1995; Verma 1989). Но все равно это в основном Циркумбалтийский регион.

Самое же поразительное явление новой культуры — устройство надмогильных сооружений и самих могильников. Здесь есть просто каменные курганы, курганы с каменным панцирем, курганы с выкладками в виде концентрических кругов или это просто каменный круг из отдельно стоящих крупных стел, или такой же, но стелы соединены выкладками из камней более мелких. Иногда из камней выкладывается некая фигура в виде колеса со спицами. Встречаются и плоские каменные наброски в виде треугольника с вогнутыми сторонами. Конструкции весьма разнообразны, и на каждом кладбище представлены самые разные варианты захоронений и надмогильных сооружений (рис. 2, 3, 4).

Под некоторыми каменными конструкциями обнаруживаются захоронения как кремации, так и ингумации, под другими они отсутствуют, зато встречаются погребения и в межкурганном пространстве.

Каменные круги со стелами в большинстве своем не содержат захоронений, при этом в ряде случаев замечено — стелы установлены таким образом, что могут служить визирами на значимые точки небосклона в дни летнего и зимнего солнцестояний и т. п. Значит, это какие-то культовые объекты, своего рода миниатюрные стоунхенджи. Они разнятся размерами — от 6 до 22 м, на некоторых кладбищах их несколько. Рышард Волонгевич предполагает, что такие круги были местами общих собраний рода, тингов. Здесь советовались с погребенными предками. Встречающиеся иногда внутри кругов безынвентар- ные захоронения он рассматривает как человеческие жертвоприношения (Wol^giewicz 1977). По сообщению Иордана, готы действительно приносили пленных в жертву богу войны (lord. Get., 41), как, впрочем, и другие народы древней Европы — кельты, геты и др., хотя мы не можем, конечно, знать точно, как обстояло дело в действительности, какие ритуалы и культовые действия здесь совершались.

Ясно лишь одно: в религиозном сознании людей и в их культуре произошел серьезный сдвиг, а поскольку ни на этой территории, ни на соседних в предшествующее время ничего подобного не наблюдается, нужно задуматься, где могли бы быть истоки этих культов? И здесь взгляд неизбежно обращается к Скандинавии: Южная и Средняя Швеция, острова Готланд и Эланд буквально усыпаны могильниками с подобными каменными конструкциями, здесь они даже еще разнообразнее, а существуют от эпохи бронзы до эпохи викингов (Wol^giewicz 1986, Abb. 1-11). Памятники с описанными выше материалами и обрядами известны в Польше давно (Kokowski 1987; Grabarczyk 1997, s. 12-29). Впервые каменные круги были описаны еще в конце XVIII в., в 1907 г. начались в низовьях Вислы раскопки большого могильника Вельбарк, или Вилленберг, или Гостищево (он фигурировал под разными названиями). С начала века продолжаются и исследования не менее крупного некрополя Прущ-Гданьский, отмечались и некоторые другие пункты. Упомянутые материалы в 1940 г. обобщил Рейнхардт Шиндлер (Schindler 1940). Культура получила название гото-гепидской, поскольку, как казалось, это название хорошо соответствовало и месту высадки людей Берига в описании Иордана, и местам обитания гепидов. В 1930-е гг., как известно, весьма обострилась немецко-польские отношения из-за земель Восточной Пруссии — проблема Данцигского коридора и т. п., и здесь нет необходимости вникать в детали польско-германских политических отношений этого периода. В этой связи вопрос о пребывании древних германцев на территории Польши приобрел политическую окраску. Если немецкие исследователи приписывали оксывскую культуру бургундам, а пшеворскую — вандалам, то в ответ большинство польских ученых упорно считали, что обе принадлежат венедам-славянам. После войны ситуация, казалось бы, изменилась, и можно было бы оценивать прошлое без политической подоплеки, но некая антигерманская настроенность в подсознании части поляков сохранилась, и позицию людей, переживших ужасы войны и оккупации даже в детстве, можно понять. Плодом такой подсознательной антигерманской реакции и является, вероятно, вышедшая в 1962 г. книга Ежи Кмециньского «Проблемы так называемой культуры гото- гепидской», где автор попытался доказать, что такой культуры не существует, это лишь продолжение прежней оксывской; переселения из Скандинавии не было, потому что все инновационные элементы сосредоточены не только в Поморье и в Скандинавии, но встречаются и в Северной Германии, и в Прибалтике, «если готы и побывали на территории Поморья, то просочились дальше к югу, не оставив следов своего пребывания» (Kmiecinski 1962). Но тогда все-таки непонятно, откуда взялись все эти новые элементы, особенно новые ритуалы, так напоминающие скандинавские? Не принесли же их в Польшу ветры и морские волны, должны были быть и какие-то непосредственные человеческие контакты. Книга Рольфа Хахмана (Hachmann 1970, S. 145-221), по всей вероятности, тоже является проявлением подсознательного послевоенного антинацистского синдрома, значительная часть ее посвящена критике Густава Коссины, некоторые идеи которого о далеких миграциях доисторических германцев оказались удобными для фашистской пропаганды, подогревали националистические чувства. Поэтому Хахман и не поверил Иордану. Дело еще, наверное, в том, что ко времени написания книги Кмециньского археологических материалов римского времени в Поморье было открыто еще сравнительно немного и каменные конструкции, наиболее выразительно сопоставимые со скандинавскими, еще не были известны. Именно в 60-70-е гг. в польской археологии римского времени произошел информационный бум. И сам Ежи Кмециньский продолжил раскопки на могильниках Одры и Венсёры в центральной части Поморья, давшие эти каменные круги-тинги (Kmiecinski 1968; Kmiecinski et al. 1966), а чуть западнее Ры- шард Волонгевич раскопал сходный могильник Гжибница (Wol^giewicz 1977). Неожиданно обнаруживаются подобные памятники между Вислой и Западным Бугом, в Мазовии и Подлясье— Ростолты, Цецеле и другие (Jaskanis 1972; 1996). Называю лишь самые основные, поскольку их довольно много и перечисление отняло бы слишком много места. Кроме того, памятники, сопоставимые с нижневислянскими, оказались и еще дальше к юго-востоку: Брест-Тришин на Западном Буге в Белоруссии (Куха- ренко 1980), Дытыничи в верховьях Горыни на Западной Украине (См1шко, Свешнжов 1961). Они как бы маркировали то направление, по которому готы Иордана должны были бы двигаться в Скифию. Данные наводили на размышления. Трудно переоценить тот вклад, который внес в изучение этого явления щецинский археолог Рышард Волонгевич, «крестный отец» новой культуры (Woktgiewicz 1970а; 1974; 1977; 1981; 1986; 1993; 1995; Prahistoria... 1981, s. 135-190). Он отказался и от термина «культура гото-гепидская» (этническая «этикетка» на археологической культуре — это всегда не очень хорошо), и от не совсем точного территориально наименования «культура восточно-помор- ско-мазовецкая» (Godlowski 1970), а предложил название «культура вельбарк- ская», по одному из крупнейших могильников под Гданьском — Вельбарк-Го- стищево. Термин привился. Волонгевич подразделил вновь окрещенную культуру на две основные стадии: вельбаркско-любовидзскую I—II вв. в Поморье и вельбаркско-цецельскую III—IV вв. в Мазовии и Подлясье. В первой выделяются еще три «стиля» эволюции разных типов вещей, согласованных со ступенями Общеевропейской хронологической системы римского времени, к созданию и уточнению которой Волонгевич и сам приложил руку (Wol^giewicz 1970). На базе вельбарк- ских материалов ему удалось подразделить на три фазы и трудно поддающуюся членению в других регионах столетнюю ступень В2 Общеевропейской хронологической системы. Я не буду вдаваться в детали, отошлю лишь читателя к упомянутым выше работам Волонгевича и к приведенным здесь таблицам (рис. 5, 6). Получив более дробное хронологическое расчленение культуры, Волонге- вич смог сделать и следующий шаг: он заметил,, что на разных участках ареала вельбаркской культуры процесс ее сложения и эволюции протекал неоднозначно. Выделяется шесть таких стреф, или зон (Wol^giewicz 1981) (рис. 5, 6). Зона А. Территория низовьев Вислы. Здесь действительно наблюдается та непрерывность развития, на которой настаивал Ежи Кмециньский; могильники оксывской культуры продолжаются как вельбаркские; исчезает оружие; появляются трупоположения, вельбаркские типы вещей и керамики, но кладбища используются те же самые, население не сменилось. Трансформация оксывской культуры в вельбаркскую началась где-то в пределах ступени Bh то есть в течение первой половины или в 10-70-х гг. I в. н. э. Многие могильники используются долго, вплоть до ступени D, то есть до IV в., хотя на ступени B2/Cja (предположительно вторая половина II — начало III в.) происходят некоторые изменения — прекращает свое существование ряд могильников и закладываются новые.

Зона В. Полоса, непосредственно примыкающая к побережью между Вислой и Одером, дает подобную картину, трансформация оксывской культуры в вельбаркскую тоже происходит на ступени Bl5 но все могильники перестают функционировать на ступени В2/С1а, и побережье на некоторое время запустевает.

Зона С — самая для нас интересная. Она охватывает Центральное и Южное Поморье, так называемое Кашубско-Крайненское поозерье, пустовавшее в оксывское время. Все вельбаркские памятники здесь не ранее ступени В2, то есть 70-х гг. I в. н. э. Именно здесь расположены могильники Одры, Венсёры и Гжибница, наблюдается концентрация каменных конструкций, сходных со скандинавскими. Именно здесь, по всей вероятности, поселились выходцы из Скандинавии, люди Берига. Все могильники этой группы заложены заново, оксывских традиций они не продолжают. К зоне С относится и ряд могильников, расположенных южнее, в районе Познани-Бабимост, Лутом, Слопаново и другие. Прежде эти земли занимали носители пшеворской культуры. «Присоединили вандалов к своим победам» (lord. Get., 26). Все могильники зоны С прекращаются на ступени В2/С1а, и Кашубско-Крайненское поозерье вновь запустевает. Во всех названных памятниках и сходных с ними можно видеть особую группу Одры-Венсёры внутри вельбаркской культуры.

Зона D. Это на правобережье Вислы, в Илавско-Ольштынском поозерье, по соседству, а частично и на землях западных балтов. Здесь вельбаркские памятники появляются несколько позже, где-то на ступени В2Ь, в первой половине или около середины II в. Каменных конструкций скандинавского типа здесь почти нет. Волонгсвич полагает, что заселялась эта зона выходцами из зоны А, с побережья Вислы. Ряд памятников существовал здесь вплоть до IV в., а некоторые и на протяжении этого столетия.

Зона Е. Мазовия и Подлясье, междуречье Вислы и Буга, а также бассейны северных притоков последнего. Сюда вельбаркское население приходит лишь

на ступени В2ь, а в основном на ступени В2/С1а, во второй половине II — начале III в. н. э. До этого указанные земли достаточно плотно заселены носителями культуры пшеворской, с приходом вельбаркского населения прекращают существование могильники пшеворской культуры. Некоторые продолжают функционировать, но уже как вельбаркские, с соответствующим «безоружным» ритуалом и инвентарем. Этот же процесс наблюдается и на памятниках упоминавшейся нидицкой группы, например на недавно полностью опубликованном могильнике Неданово. Погребения пшеворской культуры располагаются в южной части могильника, а вельбаркские — в северной. Хронологическая граница между ними— ступень B2b (Ziemlinska-Odojowa 1999, Taf. CCXXIII, Tab. 5-6).

Любопытно, что некоторые могильники Мазовии содержат исключительно женские захоронения (Kempisty 1965; Balke 1971; Malinowski 1971). Большинство могильников не имеют каменных курганов, но есть и таковые, например в Неданово, Ростолтах, Цецеле. Не исключено, что к этой зоне следовало бы отнести и вельбаркские элементы масломенжской группы (Kokowski 1995; Schatze... 1995), тогда зона Е узкой полосой потянется дальше к югу, на Лю- белыцину, на левобережье нижнего течения Западного Буга.

Наличие сугубо женских могильников в Мазовии и на Любелыцине позволяет некоторым польским коллегам думать, что основная часть мужского населения была занята в это время войнами на юге, оставшиеся же дома мужчины были старыми или больными — об этом говорит антропологическое изучение костных останков в Масломенже (Schatze... 1995, s. 77), а здесь существовало своего рода «царство амазонок», и ассоциации Иордана—Кассиодора (lord. Get., 47-52) с легендарными амазонками античности не совсем случайны. Как обстояло дело на самом деле, неизвестно, и загадка данного явления не раскрыта.

Сдвиг носителей вельбаркской культуры из зоны А в зону D и из зоны С в зону Е, подмеченный Волонгевичем, начинается на ступени В2Ь, то есть предположительно около середины II в. или несколько раньше. К этому времени они оказываются к востоку от Вислы, где готы и зафиксированы на карте Клавдия Птолемея.

И наконец, зона F. За Западным Бугом. Юго-Западная Белоруссия, Волынь и вплоть до среднего течения Южного Буга. Здесь открыт ряд памятников с типичной вельбаркской керамикой и некоторыми другими вещами, могильники исключительно с трупосожжениями и без каменных сооружений. О находках в этой зоне пойдет речь ниже.

Казалось бы, наблюдения Рышарда Волонгевича достаточно точно соответствуют и данным Иордана о появлении выходцев из Скандинавии (группа Одры- Венсёры), а затем о продвижении их спустя пять поколений в направлении Скифии, и свидетельствам Тацита о размещении племен готонов в пределах Германии-Свевии. Тацит же основывался отнюдь не на сказках и сказаниях, а на тех агентурных сведениях, которые концентрировались в высших эшелонах римских штабов и администрации...>  – См. Щукин М.Б. Готский путь (готы, Рим и черняховская культура)/2. ВЕЛЬБАРКСКАЯ КУЛЬТУРА, ГОТЫ И ГОТОНЫ . — СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. — 576 с. С. 28-39.

[7] Щукин М.Б. Ранние вандалы/ Германия—Сарматия. Выпуск II. — Курск—Калининград: Издательство, 2010. — 350 с.,

илл. — 500 экз. С. 18-19.

[8] См. Щукин М.Б. Ранние вандалы/ Германия—Сарматия. Выпуск II. — Курск—Калининград: Издательство, 2010. — 350 с., илл. — 500 экз. С. 19.

[9] На это указывают «мини-стоунхенджи» эпохи «машин Уриила», расположенные на кладбищах готов, указывающие на родо-эгрегориальную память о планетарной катастрофе, связанной с метеоритной бомбардировкой, от которой вымерли мамонты и другие крупные существа на заре геологической эпохи антропоцена, жителями которой могли быть лишь ископаемые ныне, как статистически массовое явление кро-маньонцы

[10] См. Щукин М.Б. Готский путь (готы, Рим и черняховская культура)/ 4. «ЕВРОПЕЙСКАЯ САРМАТИЯ» - САРМАТЫ, БАСТАРНЫ, ВЕНЕТЫ— СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. — 576 с. С. 68-69.

[11] См. https://www.planet-kob.ru/analytics/10348/vid-chelovek-razumnyi-v-rossii-esche-tolko-na-puti-k-razumu

[12]Готский путь (готы, Рим и черняховская культура)/2. ВЕЛЬБАРКСКАЯ КУЛЬТУРА, ГОТЫ И ГОТОНЫ . — СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. — 576 с. С. 67-68

[13] С небольшой – на 6  приоритете ОСУ глубиной идентификации инфообеспечения управления-самоуправления

[14] Имеется ввиду история создания Новгородско-Киевского единого государства семьёй потомков бодричских князей Рюрика-Олега, но так и не ставших культурно-своими по-настоящему для местного индоевропейского по гаплогруппе и культуре населению См. А.С. Пушкин «Песнь о вещем Олеге», https://old-earth.narod.ru/slav/balt/his/Istorija_obodritov.htm   и http://www.secret-r.net/arkhiv-publikatsij/8-2008/pravda-o-ryurike

[1] Щукин М.Б. Готский путь (готы, Рим и черняховская культура). — СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2005. — 576 с. С. 13.

Источник