Недостроенный социализм как подсистема управления реставрацией до-монополистического капитализма - 2

Недостроенный социализм как подсистема управления реставрацией

до-монополистического капитализма - 2

3. Введение вышедшего за пределы допустимого вектор ошибки глобального управления СКЦ-1, в пределы «технической погрешности» на низших приоритетах ОСУ/О во второй половине XX в.

      Как видно из приведённого обзора в первой части записки, и буржуазно-либеральный исследователь экономических учений Й. Шумпеттер, и большевик И.В. Сталин сходились в одном: они чётко отделяли Маркса-пророка ( пропагандиста, агитатора, организатора рабочего движения) от Маркса-экономиста, экономическая теория которого для условий индустриального, а тем более монополистического капитализма в его высшей стадии – государственно-монополистического капитализма, во главе которого стоит социалистическая (коммунистическая) рабочая партия, с его обязательным планированием производства товаров группы «А» (возможно, без жёсткого планирования группы «Б», на что указывало ежегодное «мартовское» снижение розничных цен) совершенно не годилась.

       В самом деле, с точки зрения «теории предельной полезности товара[1]», станки, автомобили, корабли, вагоны, тепловозы и другое оборудование предназначавшеесядля советской промышленности, энергетики и сельского хозяйства не были товарами, с точки зрения буржуазной политэкономии, то есть в них не могла содержаться никакая «трудовая стоимость», подлежащая учёту в ходе товарного обмена и расчёта прибыли, как разницы между ценой продаж и заработной платы, так как суперконцерн-государство не может само себе продавать, и при этом ещё и учитывать прибыль (рентабельность). Это могло иметь место в очень ограниченных масштабах в условиях НЭПа, вызванного послевоенной разрухой. Товарная полезность этого производства в условиях победившего социализма могла быть учтена как часть совокупного продукта, идущего во внешнюю торговлю – как сальдо внешнеторгового баланса с капиталистическими странами – суммарный результат деятельности суперконцерна, но никак не во внутренних экономических отношениях. На микроуровне- в предприятиях это должны были бытьпоказатели экономии ресурсов, в то числе экономии труда, но никак не рентабельности (прибыльности!). Однако, это было невозможно в условиях мобилизационной экономики (а равно – разрыва международных экономических связей) предвоенного, военного и послевоенного периода, а тем более перехода «с колёс» Второй мировой войны в войну «холодную» и гонку ядерных (ракетно-ядерных, космических) вооружений.

    Это (переход к новым экономическим отношениям на основе новой теории социалистического воспроизводства) можно было бы начать при достижении ракетно-ядерного (включая космический компонент) паритета – то есть к концу 1972 г.[2].

     Однако, к этому времени, СКЦ-1 силами своих агентов влияния («любимой им»…в физиологическом смысле… еврейской кадровой периферии), упреждающе была проведена реформа госпредприятий в СССР Евсея Либермана[3], которая дала старт откату от социализма обратно – в переходный период – к экономике смешанного типа, а дальше, минуя госкапитализм – к возврату в до-монополистический отсталый, в пределе - имперский капитализм (но это уже – «любимые всей Россией» Гайдар и Чубайс)...

       Таким образом, «все эти годы», начиная со дня смерти И.В. Сталина какие «у нас были» экономические отношения? Те же, что и перед выходом сталинской брошюры «Экономические проблемы социализма» – государственно-капиталистические, только уже без «последнего большевика» (но, такого, который стоил половину партии большевиков) и свёрнутой после его смерти диктатуры пролетариата[4] – то есть без последних политических и нравственных остатков государства диктатуры пролетариата, которые олицетворял с момента смерти В.И. Ленина «замечательный грузин»[5], упрямо продолжавший дело Ленина, даже уже в условиях послевоенного«барствующего» партаппарата (хапнувшего в Германии награбленного по всей Европе) и ЦК-правительства, состоявшего из «псаломщиков» и "алилуйщиков»[6]. В конце-концов произошла та «смерть социализма», о которой так эмоционально высказался И.В. Сталин в своей работе «Экономические проблемы социализма».

      Однако, была ли эта «смерть» естественной, и не имела ли она преднамеренный, управляемый характер? Дадим слово Й. Шумпеттеру, написавшему нижеследующее в 1949 г.

<…Жизнеспособен ли социализм? Конечно, да. В этом не приходится сомневаться, если мы допускаем, во-первых, что уже достигнут необходимый уровень индустриального развития и, во-вторых, что проблемы переходного периода могут быть успешно решены. Сложнее ответить на вопрос, насколько верны сами эти посылки, а также понять, может ли социалистическая форма организации общества быть демократичной и сколь эффективно, независимо от демократичности, она способна функционировать. Обо всем этом речь пойдет ниже. Но если мы примем указанные допущения, отвергнув все сомнения, то ответ на исходный вопрос, безусловно, должен быть утвердительным.

Прежде чем пытаться это доказать, необходимо кое-что уточнить. До сих пор мы не придавали особого значения некоторым дефинициям, теперь же пришло время внести ясность. В дальнейшем я намереваюсь сосредоточиться на двух типах общественных систем, лишь изредка затрагивая остальные. Назовем эти два типа общественного устройства "коммерческим" и "социалистическим".

В институциональной системе коммерческого общества мы ограничимся двумя элементами. Это частная собственность на средства производства и управление производством через систему частных контрактов (или частного менеджмента, частной инициативы). Как правило, такой тип общества не является чисто буржуазным. Во второй части уже шла речь о том, что промышленная и торговая буржуазия просто не могла бы существовать иначе, чем в симбиозе с небуржуазными слоями общества. И в целом коммерческое общество не идентично капиталистическому. Капитализм, как особый случай коммерческого общества, имеет дополнительный определяющий признак — систему кредитования, с которой связаны многие характерные особенности современной экономической жизни, практику финансирования предпринимательства посредством банковских кредитов, т.е. созданных для этого денежных средств (банкнот или депозитов). Но поскольку коммерческое общество, альтернативное социализму, в реальной действительности предстает как определенная форма капитализма, не будет большой погрешности, если читатель предпочтет придерживаться традиционного противопоставления социализма капитализму.

Социалистическим обществом мы будем именовать институциональную систему, при которой контроль над средствами производства и самим производством находится в руках центральной власти или, иначе говоря, где принадлежность экономики к общественной сфере, а не частной сфере

— дело принципа. Социализм — это своего рода интеллектуальный Протей [В древнегреческой мифологии — божество, которому приписывалась способность менять свой вид. — Прим. пер].

Существует немало различных, притом вполне приемлемых определений этого общества, помимо явно нелепых, вроде того, что социализм — это "хлеб для всех". Я не претендую на то, чтобы мое определение признали лучшим, но хотел бы в связи с ним привлечь внимание к некоторым

моментам, даже рискуя быть обвиненным в педантизме.

Наше определение оставляет в стороне гильдейский социализм, синдикализм и другие разновидности социализма. Интересующий нас тип общества можно определить как "централистский социализм". Это определение, на наш взгляд, ограничивает поле исследования настолько четко, что рассмотрение других форм было бы неоправданным отклонением в сторону.

Однако, используя термин "централистский социализм" применительно к конкретной разновидности социализма, следует проявлять известную осторожность, дабы избежать недоразумений. Сам этот термин призван подчеркнуть определенную мысль: отсутствие множественных центров контроля, каждый из которых мог бы в принципе выражать собственные особые интересы, в частности отсутствие автономных территориальных секторов, которые могли бы привести к воссозданию антагонизмов, присущих капиталистическому обществу. Идея исключения местнических интересов может показаться нереалистичной, тем не менее она принципиально важна.

Термин "централистский социализм" не означает, однако, что, центральная власть, которую можно именовать Центральным административным органом, либо Министерством производства, непременно имеет абсолютный характер или что вся инициатива, связанная с принятием решений, исходит исключительно от нее. Чтобы предотвратить абсолютизм власти, можно предусмотреть процедуру обязательного представления планов, подготавливаемых исполнительной властью, в конгресс или парламент. Может быть также создан специальный орган по надзору и контролю — своего рода сour des comptes [Счетная палата (фр.)], наделенный даже правом вето в отношении конкретных решений. Что касается условий для проявления инициативы, то некоторая свобода действий должна сохраняться. Особенно важно предусмотреть ее для "людей на местах", в частности для тех, кто руководит конкретными отраслями или предприятиями. Можно даже допустить, что рациональные пределы свободы определяются экспериментальным путем и реально гарантируются, так что эффективность производства не страдает ни от неуемных амбиций низовых руководителей, ни от их пассивности, когда решение всех вопросов перекладывается на высшее руководство. С другой стороны, из центра не должны исходить указания, подобные "Руководству по уборке картофеля", написанному в свое время Марком Твеном.

Я не стал отдельно давать определение терминов "коллективизм" или "коммунизм". Первый я вообще не собираюсь использовать, а второй — только в отдельных случаях, когда речь идет о тех группах, которые сами называют себя коммунистами. Но там, где мне придется применять эти термины, я буду считать их синонимами понятия "социализм". Изучая историю самих терминов, большинство исследователей пытались разграничить эти понятия. Надо признать, что термин "коммунистический" практически всегда использовался применительно к наиболее радикальным и далеко идущим идеям. Вместе с тем можно напомнить, что одно из классических изложений концепции социализма носит название "Коммунистический манифест". Во всяком случае, идейные расхождения никогда не носили фундаментального характера, а различия во взглядах, проявляющиеся среди социалистов, — не меньше, чем те, что разделяют социалистов и коммунистов. Большевики именуют себя коммунистами и в то же время считают, что они единственные истинные поборники социализма. Не будем касаться вопроса о том, насколько истинные и единственные, но что они привержены социализму —это несомненно.

Я избегал употреблять такое понятие, как государственная собственность на природные ресурсы, предприятия и оборудование. В методологическом плане это достаточно существенный момент. В общественных науках есть ряд понятий — такие, как потребность, выбор, экономическое благо, — которые не связаны с определенной исторической эпохой или общественной системой. Существует другая группа категорий, к примеру цена или ценность. В обиходном своем значении они, бесспорно, несут в себе эту связь. Однако в сфере экономического анализа их довели до такой степени рафинированности, что связь с социальным контекстом была полностью утрачена [Цена в современной экономической теории предстает как всего лишь коэффициент трансформации, а издержки (в смысле издержек упущенной альтернативной возможности использования ресурсов) — как универсальная логическая категория. Подробнее об этом речь пойдет ниже]. Есть и такие категории, сама природа которых не выносит трансплантации из одной социальной среды в другую, ибо на них неизбежно лежит печать определенной институциональной системы. Вырывать их из этой системы или из той культуры, которая их породила, и использовать применительно к другому обществу, значит, идти на риск искажения исторической действительности. По моему мнению, собственность, а также налогообложение — это в такой же мере атрибуты коммерческого общества, в какой рыцари и феодальные поместья —атрибуты феодализма. К подобного рода категориям относится и государство. Конечно, можно было бы определить его в соответствии с критерием суверенности и применить это определение к социалистическому государству. Но если мы хотим придать конкретное историческое содержание этому понятию, а не довольствоваться юридическими и философскими словесами, то не следует его использовать ни применительно к феодальному строю, ни к социалистическому обществу, ибо как в том, так и в другом не существовал и не мог проявиться тот водораздел между частной и общественной сферами, который в значительной мере и определяет само содержание понятия "государство" во всем его объеме, т.е. весь диапазон его функций, методов, отношений. Исходя из этого я считаю резонным утверждение, что государство, возникшее как следствие противоборства и компромиссов между феодальными землевладельцами буржуазией, станет частью того пепла, из которого предстоит возникнуть Фениксу социализма (выд. авт. колл.). Потому я и не использовал понятие государства в моем

определении социализма. Конечно, социализм может возникнуть на основании декрета государства.

Но само государство в этом своем деянии умирает, как писал Маркс, а за ним повторил и Ленин. У меня эта мысль не вызывает возражений.

В том, что касается собственно экономической стороны дела, мое определение социализма совпадает со всеми другими, которые мне встречались. Каждый социалист стремится революционизировать общество через его экономику и связывает надежды на успех с преобразованием экономических институтов. Эти представления воплощают в себе теорию социальной причинности, согласно которой экономическому строю принадлежит решающая роль в сумме элементов, образующей общество. Однако тут напрашиваются два замечания.

Во-первых, — об этом говорилось в предыдущем разделе, когда речь шла о капитализме, и теперь это следует подчеркнуть применительно к социализму, —ни для нас, наблюдателей, ни для тех людей, которые связывают с социализмом свои надежды, экономический аспект — не единственный и даже не наиболее важный. Формулируя свое определение социализма, я вполне сознавал это.

Чтобы быть честным по отношению ко всем цивилизованным социалистам, которых я когда-либо знал лично или по публикациям, надо признать, что они придерживаются той же позиции. Они акцентируют роль экономического аспекта, как того требует их понимание причинно-следственных зависимостей, но вовсе не считают заветной целью борьбы изобилие бифштексов или радиоприемников. Встречаются, конечно, безнадежно дремучие люди, которые именно так и думают.

А многие, хотя и не столь дремучие, в погоне за голосами избирателей все же прибегают к усиленному использованию экономических обещаний, поскольку это вызывает непосредственный отклик. Поступая так, они извращают и дискредитируют свое учение. Не будем следовать этому примеру и постараемся не забывать, что социализм имеет более высокие цели, нежели наполнение желудков, подобно тому, как христианство не сводится к вере в рай и ад, имеющей до некоторой степени гедонистическую подоплеку. Главное — социализм это новый тип культуры. Поэтому можно быть пламенным социалистом, даже сознавая, что социалистическая система, вероятно, будет уступать капитализму в экономической эффективности [Возможна, конечно, и обратная ситуация:

можно соглашаться с тем, что социализм способен создать высокоэффективную экономику, и тем не менее ненавидеть его по соображениям культурного характера]. Никакие аргументы чисто экономического характера в пользу или против социализма, сколь бы убедительными сами по себе они ни были, не могут играть решающей роли. Возникает вопрос: каков этот новый тип культуры? Можно было бы попытаться ответить на него, рассмотрев конкретные высказывания известных идеологов социализма, чтобы выяснить, что ими сделано в этой области. На первый взгляд материала такого рода более чем достаточно. Среди социалистов есть такие, кто проявляет неизменную готовность блаженно предаваться отвлеченным рассуждениям на этот счет, прославляя справедливость, равенство, свободу вообще и свободу от "эксплуатации человека человеком" в частности, витийствовать о мире и любви, о разбитых оковах и высвобождаемой энергии в сфере культуры, об открывающихся широких горизонтах и новых возможностях самореализации личности. Но все это не выходит за пределы того, о чем говорил Руссо, с добавлением определенных усовершенствований со стороны Бентама. Другие социалисты просто выражают интересы и потребности радикального крыла тред-юнионизма. Но среди социалистов есть и такие, кого отличает исключительная сдержанность. Возможно потому, что, презирая дешевые лозунги, они не в состоянии придумать ничего иного. А может, они и придумали, но не уверены, что это найдет широкий отклик? Или сами сознают, что безнадежно разошлись со своими товарищами?

Короче говоря, вести исследование по этому пути бесперспективно. Следует признать, что существует, как я называю это, "культурная недетерминированность социализма". В самом деле, если исходить из нашего и большинства других существующих определений, общество может считаться в полной мере социалистическим как в том случае, когда им управляет единоличный диктатор, так и при самой демократической его организации; оно может быть аристократическим или пролетарским; теократическим и иерархическим либо атеистическим или индифферентным в отношении религии; дисциплина в этом обществе может быть куда суровее, чем в современной армии, а может и вовсе отсутствовать; по своему духу это общество может быть аскетичным либо эпикурейским; динамичным либо застойным; оно может быть всецело ориентированным на будущее либо сосредоточиваться только на текущих интересах; быть воинствующим и националистическим, или миролюбивым и интернационалистским; эгалитарным или наоборот; иметь этику господ или этику рабов; его искусство может быть субъективистским либо объективистским [Как это ни парадоксально, индивидуализм и социализм не обязательно исключают друг друга. Можно выдвинуть довод, что именно социалистическая форма организации общества способна гарантировать "подлинное" самовыражение личности. Во всяком случае эта идея вполне отвечала бы логике Марксовой теории]; формы организации жизни людей —индивидуализированными или стандартизованными и наконец —для многих из нас одного этого было бы достаточно, чтобы социализм привлек к себе либо вызвал резкую неприязнь, — в этом обществе можно управлять процессом воспроизводства людей и, используя соответствующий генофонд, выращивать либо суперменов, либо недочеловеков.

Чем объясняется эта культурная недетерминированность? Пусть сам читатель отвечает на этот вопрос. Возможно, он скажет, что Маркс ошибался и что экономическая система не детерминирует характер цивилизации. Возможен и другой ответ: экономическая система в целостном ее виде определяет тип культуры, но тот элемент, который мы избрали в качестве конституирующего признака социализма, недостаточен. Нужны дополнительные данные об экономическом строе и

расширение круга исходных посылок. Заметим, что и с капитализмом дело обстояло бы не лучше, если бы мы попытались реконструировать соответствующий ему тип цивилизации только на основе признаков, нашедших отражение в нашем определении капитализма. В отношении капитализма у нас сложилось четкое впечатление, что детерминированность существует, и мы считаем возможным рассуждать о тенденциях развития капиталистической цивилизации. Но это только потому, что мы имеем дело с некой исторической реальностью, которая предоставляет нам всю необходимую дополнительную информацию, via facti [Само сложившееся положение (лат.)] исключает массу других потенциально возможных вариантов развития…>

     Итак, Й. Шумпеттер очень осторожен в своих мыслях об историчесих формах возможного социализма, в том числе и того, который, через 35 лет (уже после его смерти) «угас»после хрущевского предательства идеалов социализма и "христианского" опошления им ("Никитой - мать его етитой!") идеалов ещё не наступившего коммунизма, что нашло своё дальнейшее выражение в «социал-демократизации»-«еврокоммунизации» в европейском рабочем движении, "заразившей" этим ещё и правящую верхушку ЦК КПСС во главе с Л.И. Брежневым[7]!

      Однако, с этим никак не могли смириться «китайские и албанские товарищи», пока ещё не уверенно чувствовавшие себя в экономике «переходного периода», и не твёрдо стоявшие на собственных «социалистических ногах». Ввиду последнего возник стойкий политический «антихрущевизм», дошедший до разрыва дипотношений с СССР. Такова была, по крайней мере, в отношении КНР видимая сторона этого конфликта Хрущёва со «сталинцем» Мао Цзе Дуном…

       Вместе с тем, в случае с КНР и, персонально, с Мао Цзе Дуном дело обстояло не так просто, как с остальным « коммунистическими и рабочими партиями»…

4. Борьба за евразийское предполье и временный (тактический) союз двух СКЦ  против конкурирующего с обоими по Замыслу Жизнестроя – третьего (СКЦ-3)

   СССР, поднявшись, в 1949 г., по факту, до второй военно-экономической сверх-державы, стал для всего колониально-угнетённого мира Вторым Мировым Центром Замысла Жизнестроя («общества праведного общежития» – по В.О. Ключевскому) прямо противоположного действующему империалистически-колониальному. При этом «концептуальную интригу» усиливало то, что советское военное присутствие в революционном Китае было достаточно сильным: туда поставлялось советское вооружение и там воевали советские военные инструкторы в разных родах войск. К тому же, буржуазный по идеологии Гоминьдан на начальном этапе своего существованиябыл наблюдателем в Комминтерне и почему-то считался там «красным». Этому сопутствовал авторитет Сунь Ят Сена, как основателя первого «левого правительства» Гоминьдана.

     После его смерти в Китае начался длительный период политической «неустойки» остановившийся лишь с началом прямой агрессии императорской Японии в Центральный Китай. Борьбу с японцами вели сразу две армии Китая: армия Гоминьдана и Народно-освободительная армия Китая, руководимая КПК. Последняя так же вынуждена была воевать и с самим Гоминьданом, ввиду его особой агрессивности к коммунизму, как к идее.

      В ходе начавшейся в Европе Второй мировой войны Гоминьдан окончательно принял сторону США, провозгласив своим идеалом «цивилизованный Китай» с капиталистической экономикой и ценностями, присущими «западному обществу». Коммунистическая партия Китая, напротив, провозгласила своим идеалом построение социализма и интернационализм в духе учения Маркса-Ленина-Сталина.

      После победы над Японией и провозглашения в 1949 г. коммунистическим правительством Китая КНР началась война между КНР и Гоминьданом, закончившаяся выдворением Гоминьдана на о. Тайвань и возникновением «двух Китаев».

       Бывший, на момент провозглашения КНР, совершенно «тёмной лошадкой», Мао Цзе Дун вначале проводил очень осторожную политику, как внутри, так и во вне страны, безусловно почитая (как истый "алилуйщик" и "псаломщик") личность Сталина, и даже предложив включить Китай в состав СССР.

       После вежливого отказа И.В. Сталина последовала другая «странная просьба» «главного» китайского коммуниста о передачи КНР атомной бомбы для «борьбы с империалистами». Эта просьба так же не была удовлетворена. И.В. Сталин как будто чувствовал, что Мао Цзе Дун ведёт какую-то свою «не коммунистическую» игру и, на личностном уровне, весьма далёк от идеалов коммунизма Замысла Справедливого Жизнестроя). Подозрения эти были не беспочвенными – И.В. Сталину разведка докладывала ещё в 40-е годы, об «особом районе Китая» - Яньнане, где происходило «нечто», что не имело ничего общего с социализмом, а так же партийно-коммунистической деятельностью и марксизмом-ленинизмом[8].

       Освобождение советскими войсками Маньчжурии усилило КПК и НОАК за счёт трофейного японского вооружения, сделав КНР более сильным «игроком», чем Гоминьдан, что предопределило победу КПК и НОАК в борьбе за «единый социалистический Китай».

       Получив, в результате победы в антияпонской и антигоминьдановской войне, по истине, императорские полномочия[9], Мао Цзе Дун, однако, не торопился ими воспользоваться для своей собственной политической игры, спекулируя на «пролетарском интернационализме» и «великой дружбе с СССР», и при этом добиваясь расширения военно-экономической помощи от СССР по модернизации экономики Китая.

       Однако, особенно задевало его великоханьское самолюбие из-за нахождения советской военной базы в Порт-Артуре, получить которую при жизни И.В. Сталина было, видимо, не мыслимо. И он ждал…он вообще умел ждать и… вводить в заблуждение, видимо, «до дыр» зачитав древнекитайский манускрипт «Сунь-Цзы» (искусство войны) суть которого заключалась в овладевании искусством лжи, как основы победы над любым противником, в любой войне, в том числе и войне за власть.

       Его «час настал» с приходом к руководству СССР «дистанционно управляемого» Н.С. Хрущёва, которого «великий кормчий» не стесняясь шантажировал при каждой личной встрече, прямо говоря ему, что он – лучший друг И.В. Сталина и не одобряет «борьбу с культом личности Сталина». Это озадачивало политически не устойчивый режим Хрущёва и тот принял, как генеральную линию во внешней политике в отношении КНР – политику постоянных уступок, кульминацией которой явилась передача КНР Порт-Артура и вывод из Маньчжурии и так не очень многочисленных частей Советской Армии и ВМФ[10].

       Получив от СССР всё то, что он мог бесплатно получить, Мао Цзе Дун приступил к началу «своего» проекта «Великий Китай», начавшийся с политики «большого скачка», в ходе которого в стране умерло 30 млн. китайских крестьян, которые, впрочем, никогда не имели особой ценности для СКЦ-2, считавшего их, ещё со времён китайских императоров «расходным материалом» для своих великодержавных идей.

        Для того, чтобы избежать политической ответственности перед партией за провал авантюры «большого скачка» Мао Цзе Дун разработал концепцию перехвата власти («огонь по штабам!») у КПК и упреждающе провёл так называемую «культурную революцию» (1966-1976 гг.), в ходе которой был, практически, полностью истреблён-зачищен весь партийный аппарат КПК[11], имевший давние традиции марксистско-ленинских «интернациональных» связей, а через них, и с идеологией марксизма, разработанного в концептуальных «недрах» СКЦ-1. Последнее, окончательно, идеологически разорвало связи с «молодым», в основе своей — «проектным» — СКЦ-3 в лице СССР, так и не ставшим на «свои собственные ноги», из-за, во многом, преждевременной, смерти И.В.Сталина.

      Став для СССР с 1969 г. теперь уже военной угрозой с Востока, КНР, возглавлявшийся, практически, полновластным Мао Цзе Дуном, начал деятельно со-участвовать в военно-экономическом истощении СССР, фактически, заключив тактический союз с СКЦ-1, и преследуя, по-сути, те же исторически краткосрочные цели, что и СКЦ-1, в отношении СССР – возврат его территории в статус и режим фронтового предполья. Однако, попытка втянуть в это противостояние КНДР и ДРВ (позже - СРВ) провалилась ввиду тогдашней военно-технической слабости КНР и появления в этих государствах собственной партийно-политической элиты, что продемонстрировал китайско-вьетнамский военный инцидент 1979 г., целью которого стала попытка возврата в лоно новой китайской империи Древнего Тонкина (Северного Вьетнама), народ которого имел хорошую историческую память принадлежности к империи Хань в качестве «расходного материала» в планах великоханьских феодалов[12].

    Этот «пакт» между СКЦ-1 и СКЦ-2 был юридически закреплён установлением в 1972 г.[13] дипломатических отношений между США и КНР - знаково, в год подписания США и СССР договора о ПРО!

        После этого Дэн Сяопин мог уже почти открыто, не боясь Мао, и, с благословения Г. Киссинджера, «зазывать» иностранные инвестиции и вести переговоры с Ротшильдами о долгосрочных кредитах в китайскую экономику, с тем…чтобы сравнительным примером идеологически окончательно убить советскую социалистическую «систему», показав её «буржуазно-эффективную не жизнеспособность», по сравнению с «растущей» – китайской, да ещё под руководством Коммунистической партии Китая! Это стало серьёзным, теперь уже для внутренней идеологии СССР, ударом, оказавшимся последним, уже в начале перестройки, и в немалой степени подвигло Горбачёва к окончательному разрыву с большевизмом и предательству идеалов сталинского социализма.

       В результате, игра в «короткий» бридж «на троих» в 60-х - 70-х гг. XX в.была блестяще сыграна СКЦ-1 и СКЦ-2 против СССР по всем фронтам! СССР так и не поднялся до уровня хотя бы концептуально-дисциплинированного «сталинизмом» СКЦ-3, провалившись в яму социал-реформизма, созданного незадолго до этого СКЦ-1 в странах Западной Европы, как образцовая витрина "общества всеобщего благоденствия". В связи с вышесказанным, смешными видятся потуги дипломатии РФ казаться неким 3-м "центром силы" планеты…С чего бы это?…Если даже такой махине как СССР это не удалось!

       Пиаром-пропагандой истинную идеологическую силу и экономическую не заменишь! Это вам не компьютерная игра…Если даже при помощи лично "товарища Трампа" (не США!) не удаётся «нормально» (быстро и без человеколюбивого соплежуйства) завершить войну и плюнуть в харю этому жидо-бандеровскому режиму (а, затем - растереть!), то, что там толковать про какую-то третью мировую державу, у которой, образно говоря, «руки связаны за спиной» в применении СЯО…Только сидеть-пиариться и остаётся, да «надувать деревенских иванушек»[14] липовыми статотчётами для Госдумы о том, чего нет и вряд ли будет…

(окончание следует)

[1] «Теория предельной полезности» — была создана во второй половине XIX в. в противовес «трудовой теории стоимости». Основоположником этой теории был немецкий экономист Г. Госсен, придавший ей математическую формулировку. С момента возникновения, теория предельной полезности развивалась в двух направлениях — одно из них находило отражение в работах представителей так называемой «австрийской школы» — в работах экономистов-математиков. Начало австрийской школы положили К. Менгер, Ф. Визер и Е. Бем-Бавёрк. Англичанин У. Джевонс и француз Л. Вальрас положили начало экономико-математическому направлению в теории полезной стоимости. Сторонники теории предельной полезности всегда выступали против теории трудовой стоимости К. Маркса и его теории о прибавочной стоимости. Стоимости как объективному воплощению труда в товарах сторонники теории предельной полезности противопоставляют категории полезности и субъективной ценности, выражающее лишь отношение человека к вещи, независимо от его экономических отношений. При этом субъективная ценность связывается с редкостью блага, т. е. с величиной его запаса. Ценность предполагает ограниченность количества вещей, отсутствие ценности, наоборот, предполагает их избыток.

Таким образом, «тео́рия преде́льной поле́зности», эко­но­мическая кон­цеп­ция, со­глас­но ко­то­рой цен­ность то­ва­ров оп­ре­де­ля­ет­ся их по­лез­но­стью, фор­ми­руе­мой на ба­зе субъ­ек­тив­ных оце­нок по­тре­би­те­ля. Сыг­ра­ла по­во­рот­ную роль в ис­то­рии эко­но­мического ана­ли­за, пред­ло­жив иное, чем клас­сическая по­ли­тическая эко­но­мия (тру­до­вая теория стои­мо­сти), тео­ре­тическое объ­яс­не­ние об­ра­зо­ва­ния ме­но­вой цен­но­сти благ, по­ло­жи­ла на­ча­ло «мар­жи­наль­ной ре­во­лю­ции». https://bigenc.ru/c/teoriia-predel-noi-poleznosti-eb8264
 

[2] Год подписания Договора о ПРО между СССР и США

[3] Евсей Григорьевич Либерман родился 2 октября 1897 г.  в г. Славута Подольской губ.

1915 — с отличием окончил гимназию в Киеве.

1921—1923 — служащий Народного комиссариата рабоче-крестьянской инспекции УССР.

1923—1929 — практикант Института труда Народного комиссариата рабоче-крестьянской инспекции УССР, заведующий лабораторией учёта и анализа производства.

1924, 1926 — в научной командировке в Германии.

1930—1941 — заведующий кафедрой экономики и организации машиностроительного производства Харьковского инженерно-экономического института.

1938—1939 — арестован органами НКВД по сфабрикованному обвинению в шпионаже и терроризме, находился под следствием.

1939 — защитил диссертацию кандидата экономических наук.

1941—1943 — служащий министерства финансов Киргизской ССР.

1944—1946 — научный сотрудник научно-исследовательского финансового института (Москва).

1947—1962 — заведующий кафедрой экономики и организации машиностроительного производства Харьковского инженерно-экономического института.

1956 — доктор экономических наук (тема диссертации «Пути повышения рентабельности социалистических предприятий»).

1962, 9 сентября — выступает со статьёй «План, прибыль, премия» в газете «Правда».

1962—1981 — профессор кафедры статистики и учёта Харьковского государственного университета им. А. М. Горького.

1970 — публикует работу «Экономические методы эффективности общественного производства».

1981, 11 ноября — смерть Е. Г. Либермана.

Казалось бы - обыкновенная биография простого советского экономиста. Но есть в ней некоторые интересные моменты. Так, Евсей Григорьевич был женат на сестре выдающегося пианиста Владимира Горовица – Регине. Владимир Горовиц знаменит еще и тем, что в 1925 году выехал в Германию на «учебу», где он вместе с другим советским скрипачом Натаном Мильштейном (который также в 1925 году выехал в Германию) решил… не возвращаться на Родину. По воспоминаниям Н. Мильштейна (Н. Мильштейн «Из России на Запад»), организатором поездки выступил И. Уборевич (один из подельников маршала Тухачевского). По другим источникам сам Троцкий дает им разрешение «на гастроли». Позже они начали гастролировать по Европе. Натан Мильштейн вспоминает интересные детали. Так, во время одного из своих концертов они знакомятся с королевой Бельгии Елизаветой. Потом гастролируют по Германии и оседают во Франции. Мильштейн вспоминает: «Нас часто приглашал в посольство советский посол во Франции Х. Раковский. И мы как-то с Горовицем спросили о возможности нашего возвращения в Россию. Он ответил: «Не будьте дураками. Играйте здесь!». В 1941 году Раковского расстреляют за принадлежность к Левой оппозиции во главе с Троцким. Вообще биографию Раковского стоит прочитать полностью. Она очень любопытна. Возникает целый ряд вопросов о связях этого «пламенного большевика» с мировым банкирским закулисьем. Зачем «верные ленинцы», уличенные впоследствии в государственной измене, дали разрешение на выезд двух музыкантов из СССР? Почему с простыми советскими музыкантами встречались столь высокопоставленные люди? Эти вопросы ждут своих исследователей. После войны Мильштейн и Горовиц осядут в США, получат американское гражданство. Владимир Горовиц впоследствии будет награжден «Президентской медалью свободы». https://nstarikov.ru/reforma-libermana-spravka-ob-avtore-62824

9 сентября 1962 года в газете «Правда» выходит статья доктора экономических наук, профессора Харьковского инженерно-экономического института Евсея Либермана «План, прибыль, премия», автор которой предлагает отказаться от целостного развития экономики СССР в пользу предоставления автономии предприятиям, чтобы они сами определяли, что и в каких объемах хотят выпускать. Интересы сотен тысяч отдельных предприятий получали приоритет над интересами станы. Вот такой парадокс. Фактически предлагался государственно-экономический переворот.

Преподносилось это красивыми словами с отсылкой на задачи, поставленные в Программе КПСС:

«Построить систему планирования и оценки работы предприятий так, чтобы они были жизненно заинтересованы в наиболее высоких плановых заданиях, во внедрении новой техники и улучшении качества продукции, словом, в наибольшей эффективности производства».

Что предлагалось? Прибыль – мерило всего.

«Как же можно доверить предприятиям составлять планы, если сейчас все их наметки, как правило, гораздо ниже их действительных возможностей?». Т.е. понимая, что предприятия не будут добровольно работать по максимуму, предлагалось «по каждой отрасли производства должны разрабатываться и утверждаться на длительный период плановые нормативы рентабельности». Размер поощрения коллективов предприятий привязывался к достигнутому уровню рентабельности в форме прибыли в процентах к производственным фондам. Это значит, что прибыль, которую получает предприятие, становится мерилом всего.

«С полным основанием можно утверждать, что предлагаемый порядок освободит централизованное планирование от мелочной опеки над предприятиями … Резервы лучше всего знает и может вскрыть только само предприятие… Пусть сами предприятия … покажут, на что они способны в соревновании за лучшие результаты» - говорилось в статье Либермана.

Это был первый шаг к возврату в капиталистическое производство, но без рынка и без конкуренции, вынуждающей удерживать качество.

Эти идеи стали основой реформы 1965 года в СССР, известной еще как реформа Либермана – Косыгина, по фамилии председателя Правительства в то время А.Н. Косыгина. И если на первом этапе Косыгин был противником предлагаемого Либерманом пути, то потом, пытаясь удержаться у власти (интересно, кто мог кроме Брежнева, быть авторитетнее Предсовмина – бывшего «сталинского директора»?). Свое мнение переменил!

Местечковость вместо сверхзадач

4 октября 1965 года выходит Постановление «О совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства», в котором одним из ключевых решений становится сокращение показателей планирования в соответствии с предложением Либермана. Прибыль становится важнее товара. Основными плановыми показателями предприятия становятся два денежных показателя: общий объем реализуемой продукции в оптовых ценах и общая сумма прибыли. Контроль государства ослабевает и ограничивается всего девятью показателями плана, все остальное отдается на откуп предприятию.

Казалось бы, надо радоваться: заводы получили больше самостоятельности. Вот только в условиях единой системы народного хозяйства страны эта самостоятельность обернулась еще провалом. Предприятия больше не работают на сверхзадачу государства, каждый обособляется в своих интересах, да и сверхзадачи как таковой уже нет.

Если при Сталине главным были выпускаемые предприятием штуки товаров, для чего внедрялись современные технологии, и следовательно, снижалась цена, то теперь главным становится то, сколько денег заработало предприятие, продав килограмм колбасы или пару галош. Чтобы выпустить больше колбасы из 1 кг мяса проще и дешевле добавить туда больше посторонних ингредиентов. При этом, постоянно росла цена на отпускаемый товар, так как это повышало прибыль предприятия – тот самый ключевой показатель, от которого все отталкивались. Чем большую прибыль при отгрузке товара показывает завод или фабрика, тем считается более эффективным управление, а значит – завод получает от государства премии и разные «коврижки».

Внедрять новые технологии стало невыгодно…

Заместитель председателя Правительства, председатель Госплана (1965–1985 годы) Н. Байбаков описывает ситуацию на примере пищевой промышленности: «Резко ухудшилась продукция пищевой промышленности. Пищевики из прежнего количества мяса производили больше колбасы, увеличив в ней содержание крахмала. Прибыль увеличивалась не за счет роста эффективности производства и ресурсосбережения, а путем скрытого повышения цен на выпускаемые товары. Производственники снижали качество продукции, увеличивая ее количество. Словом, гнали численные показатели. Прибыль предприятий создавала видимость благополучия. Деньги на счетах предприятий накапливались, но не имели ресурсного обеспечения. Мы стали закупать зерно, мясо и другое продовольствие за границей. Значительно увеличился импорт готовых товаров за счет снижения импорта новой техники. Нас выручал экспорт нефти и газа, цены на которые значительно выросли»… https://proza.ru/2023/05/01/407

В 1965 г. журнал Time опубликовал на обложке фотографию Е.Г. Либермана – «человека года»…

[4] Замена её властью партийных бюрократов, «впустивших» в «свой круг» директорский корпус крупных предприятий, «начавших» считать прибыль и рентабельность на не принадлежащий им капитал (полный аналог акционерного общества – см. выше Й.Шумпеттер), чем была возрождена эксплуатация рабочего класса в пользу бюрократизированной верхушки государства-суперконцерна – переходного (обратно) класса менеджеров-капиталистов, которым «теперь» только оставалось сменить конституцию и ввести, как бы давно забытое, римское право и «священство» собственности, защищаемое государством.

[5] Выражение В.И. Ленина

[6] Личное выражение  Сталина по поводу того, каким после ВОВ стало руководство партии большевиков, ставшая недостойной носить это имя, и переименованная по его инициативе в КПСС (коммунистическую партию самоликвидаторов социализма – во втором лексическом ряду).

[7] Имеется ввиду его знаменитое выступление на совещании по подготовке XXIII съезде КПСС, где была записана такая стенограмма: 17 марта 1966 года

- Леонид Ильич, выступая на совещании секретарей ЦК накануне предстоящего открытия XXIII съезда КПСС, произносит кодовую фразу, без которой невозможно понимание эпохи Брежнева:

"Один общий вопрос. Вы, наверное, заметили, что я до сих пор не поднимал его - это вопрос о Сталине. Я пришел к твердому убеждению не затрагивать этого вопроса.

ГОЛОСА. Правильно.

Тов. БРЕЖНЕВ. Здесь все очень сложно. Одни боятся очернения, другие - обеления. Съезд поймет правильно. Этот вопрос решен раз и навсегда.

ГОЛОСА. Правильно".

Это была точка бифуркации. Переломный исторический момент, в который время «вывихнуло» свой сустав. Распалась связь между прошлым и будущим. Сталин из знаковой фигуры истории СССР превратился в "фигуру умолчания". Отныне никакие дискуссии, посвященные осмыслению его роли в Истории, стали невозможны.

Стенографический Источник:

- Книга "Секретариат ЦК КПСС. Записи и стенограммы заседаний. 1965-1967 гг." – см. Федеральное архивное агентство Российский государственный архив новейшей истории Российское историческое общество Фонд «История Отечества» Германский исторический институт в Москве/ Пермяков И.А. (гл.ред.) Секретариат ЦК КПСС. Записи и стенограммы заседаний 1965-1967 гг. М.: ИстЛит, 2020. — 944 с.

[8] <… Местечко, где отрыта пещера Мао Цзэ-дуна, рядом с городом и называется Яньцзялин. Пещера и подступы к ней под охраной рослых маузеристов.
   С Мао Цзэ-дуном были Кан Шэн и члены политбюро. После обычного обмена любезностями Мао Цзэ-дун без обиняков приступил к выяснению положения на советско-германском фронте. Его особенно интересовала прочность нашего фронта. Мы постарались ответить на все вопросы. Мао Цзэ-дун заявил нам, что КПК верна пролетарскому интернационализму, политике единого антияпонского фронта и лояльно сотрудничает с Гоминьданом.
   — Учение Сунь Ят-сена выражается в трех принципах: национальная независимость, демократические свободы, народное благосостояние, — поучающе заметил Мао Цзэ-дун. — Все эти принципы отца китайской революции — священная часть нашей партийной программы...
   Он рассеянно порылся в карманах куртки, достал смятую пачку сигарет. Не спеша закурил. Сигареты — американские «Честерфилд».
   — Главное — поддержка народа, — сказал Мао Цзэ-дун. — С врагами можно воевать и без техники — палками и камнями. Следует лишь заручиться поддержкой масс.   Поэтому мы должны бороться за улучшение экономического положения масс, иначе народ нас не поддержит…> См. Владимиров П.П.  Особый район Китая. 1942-1945 гг. С. 4  

https://bookscafe.net/read/vladimirov_petr-osobyy_rayon_kitaya_1942_1945_gg-218894.html#p1

[9] Ставший «председателем» всего Китая, согласно принятой Конституции КНР

[10] См. https://dzen.ru/a/YJvVR1IGOSr7jDFw

[11] В том числе и родители нынешнего председателя Си Цзинь Пиня

[12] Древнейшим вьетнамским государством был Ванланг. Его сменил Аулак, объединившийся с другим государством – Намвьетом (258–111 до н.э.). Его правители, по-видимому, сумели в 190–180-х годах до н.э. объединить Тонкин (ныне – северную часть Северного Вьетнама) с южно-китайскими землями. В 111 до н.э. армия китайской империи Хань свергла последнего монарха вьетнамской династии Чьеу, вероятно, «тоже китайской» по происхождению. Тонкин стал после этого китайской пограничной провинцией Цзяочжи. Когда новые властители вступили в конфликт с феодальными структурами, существовавшими во Вьетнаме, произошло восстание во главе с сестрами Чынг (39–43 н.э.), которое привело к кратковременному прекращению китайского владычества. Второй этап китайского доминирования начался в 44 и был прерван только после мятежа видных представителей династии Ли (544–602). После 939, когда основатель династии Нго захватил власть, Вьетнам сумел обрести самостоятельность, хотя и с некоторыми элементами китайского сюзеренитета, что продолжалось вплоть до периода французского колониального господства.

Добившись независимости, вьетнамцы расширили свои земли от Тонкина до северного Аннама, потеснили кхмеров и тямов – земледельцев, мореплавателей и торговцев. Претенденты на вьетнамский престол часто обращались за помощью к китайским императорам, вторжения которых заканчивались, как правило, неудачами. Даже монгольские армии Хубилая, предпринявшие походы в дельтовую область р. Хонгха, были дважды (в 1285 и 1288) разбиты вьетнамским полководцем Чан Хынг Дао. В 1407 китайское вторжение на время обеспечило восстановление власти династии Чан, которая правила с 1225 по 1400. В ходе освободительной войны, которую возглавил Ле Лои, основатель династии Ле, китайские императорские войска были окончательно изгнаны из Вьетнама (1427).

При династии Ле (1428–1789) был достигнут значительный прогресс в управлении, совершенствовании законодательства и развитии культуры. Но с 16 в. Ле царствовали номинально. Первоначально реальную власть присвоило могущественное семейство Мак. С переездом в 1558 Нгуен Хоанга на юг формируется власть клана Нгуен, а в конце 16 в. на севере страны оформляется власть клана Чинь. Ле оставались номинально-сакральными фигурами вплоть до падения династии. Нгуены постепенно вышли на первый план, поскольку сумели расширить зону своего влияния, распространив его в конце 17 в. на долину Меконга и затем на всю Кохинхину (1757).

Неустойчивый баланс сил между домами Чинь и Нгуен был нарушен после 1773, когда против обоих правящих кланов подняли восстание три брата Тэйшон, что привело к расколу страны. Один из изгнанных членов рода Нгуенов при поддержке французов в 1790-х годах вышел победителем из междоусобных схваток и впоследствии провозгласил себя императором Зя Лонгом (1802). Династия Нгуенов постепенно слабела из-за восстаний на юге и севере Вьетнама, что облегчило французскую экспансию в середине 19 в. Франция подчинила в 1862 три восточных и в 1867 три западных провинции Кохинхины, которая с 1874 обрела статус колонии. Северная (Тонкин) и центральная (Аннам) части страны были превращены в протектораты. Все три области вместе с Лаосом и Камбоджей образовали Французский Индокитай, который новая власть стремилась консолидировать в административном отношении с помощью общего бюджета и единой программы общественных работ. В колониальный период была введена государственная монополия на соль, спиртные напитки и опиум и поощрялось строительство мостов, железных и автогужевых дорог.

В 1930 по инициативе Вьетнамской национальной партии (Вьетнамкуок зан данг), созданной по образцу Китайской национальной партии (Гоминьдан), вспыхнуло вооруженное Йенбайское восстание в районе к северо-западу от Ханоя. После его подавления движение сопротивления возглавила Коммунистическая партия Индокитая, образованная в 1930 Хо Ши Мином. В период, когда во Франции у власти находился Народный фронт, вьетнамские коммунисты вместе с троцкистами расширили свое влияние и даже участвовали в Кохинхине и Сайгоне в выборах в местные органы управления. В 1940–1941 коммунисты возглавили неудачное восстание на крайнем юге, а тай организовали волнения на севере.

С июля 1941 по август 1945 японские войска оккупировали весь Вьетнам. В 1941 Хо Ши Мин основал Лигу борьбы за независимость Вьетнама, известную как Вьетминь. В конце Второй мировой войны в северную часть страны вошли отряды китайцев-гоминьдановцев, а на территорию Южного Вьетнама – англичане. Вьетминь во главе с Хо Ши Мином сделал своей базой Ханой и образовал «Народные комитеты» по всему Вьетнаму. 2 сентября 1945, после отречения императора Бао Дая (принадлежавшего к династии Нгуенов), пользовавшийся расположением Китая Вьетминь в результате Августовской революции объявил о создании Демократической Республики Вьетнам (ДРВ) и сформировал временное правительство, председателем которого стал Хо Ши Мин.

В соответствии с вьетнамо-французскими соглашениями 1946, Франция согласилась признать Демократическую Республику Вьетнам (ДРВ) как «свободное государство», располагающее армией и парламентом, в составе Индокитайской конфедерации и Французского Союза. Первым президентом ДРВ стал Хо Ши Мин, который одновременно возглавил правительство в качестве премьер-министра. В конце 1946 Франция и Вьетминь обвинили друг друга в нарушении заключенных соглашений, и 19 декабря отряды Вьетминя атаковали французские войска. Франция стремилась привлечь на свою сторону местное население, поставив в 1949 бывшего императора Бао Дая руководителем номинально независимого правительства. Однако Вьетминь отказался признать новый режим и после 1949 упрочил свое положение, пользуясь поддержкой Китая. В свою очередь Франция получала с 1951 крупную военную и экономическую помощь от США. Весной 1954 французские войска были окружены и разбиты при Дьенбьенфу. Это обстоятельство и требование международной общественности прекратить агрессию ускорило заключение мирного соглашения на международном совещании в Женеве.

По решению Женевской конференции в 1954 году Вьетнам был временно поделен на две зоны (коммунистический север и антикоммунистический проамериканский юг). Политическая и идеологическая конфронтация вскоре перешла в вооружённую борьбу, что привело к вводу в страну вооруженных сил США и других стран в 1965 году. Парижские Мирные Соглашения, подписанные в 1973 году, обеспечили немедленное прекращение вооружённых действий и означали вывод войск США из страны. В итоге 30 апреля 1975 года Сайгон сдался «коммунистическим» войскам. https://www.ice-nut.ru/vietnam/vietnam005.htm

[13] Аккурат в год подписания договора об ограничении ПРО, чтобы лишить СССР военно-политической передышки, полученной на Западе, так как половина НОАК сразу же была перебазирована с «караула» Тайваня на Север и рассредоточена по границам с СССР и…МНР. Такое усиление не могло остаться без внимания ввиду уже имевшего место инцидента на о. Даманский в 1969 г. Китай же праздновал дипломатическую победу получив место в Совбезе ООН от «тайваньского» Китая.

[14] Термин В.И. Ленина, так характеризовавшего суть раннего «советского» парламентаризма, возникшего в период «двоевластия» между Петроградским Советом и Временным правительством в своей книге «Государство и революция».

Источник