search
main
0

Солнце и смерть Размышления о творчестве Валентина Новикова

Все живое особой метой
Отмечается с ранних пор.
Если не был бы я поэтом,
То, наверно, был мошенник и вор.
Сергей Есенин

Март
В мартовский акварельный день, влажный, словно краски его еще не устоялись, не высохли, я ехала в московском метро. Вагон, желтый свет. Девушка читает книгу по истории – студентка. Дремлет пожилая пара напротив. У двери, чуть привалившись к косяку, стоит молодой человек. Обычный. Темно-синие джинсы, кожаная куртка, синий шарф, синие глаза. В глаза я заглянула – случайно – и пожалела его: такой красивый и такой одинокий! Нет, он не был жалок. Напротив. Но все мы, люди, так одиноки в поисках смысла жизни и так красивы в эти минуты!
И еще я думала о том, как появляется запечатленная красота. Красота картины, портрета. Уже давно вышел из вагона синеглазый парень, грустно обернувшись на прощание, уже он едет в маршрутке, или пьет пиво в минутном кафе, или прыгает через широкие лужи, застоявшиеся на тротуарах, а образ его, написанный словом, живет. Без него самого. Так и картина художника – вложи в нее душу, сердце, печаль свою, чистые помыслы, – образ будет длить бессмертие человеческой красоты. У каждого из нас свой путь, свое движение к ней.
…А я пишу портрет Валентина Новикова, художника. Давно надо бы сказать: он молод – “1964 г.р.” – пишет Валентин в уголке законченной картины; ловок, гибок в движении. Решителен, энергичен и задирист. А глаза у него голубые. Акварель. Зеркало души. И словно тень-пелена легла вокруг. В общем, месяц март. В иные дни мастерская его залита светом, солнечным светом, золотые снопы лучей разбросаны на полу, стенах, золотят его рабочую одежду, краски, русый стриженый затылок. А бывает – в окно ползут тучи, серые, жирные, словно откормленные крысы. И тогда он рисует крыс. Впервые крысы поразили его воображение в Московском зоопарке. Величавый “аристократ” – алмазный фазан – был оттеснен к сетке: у кормушки хозяйничали серо-коричневые, суетливые, сгорбленные грызуны с лысыми хвостами. Их много. Им нужна еда…
А он – рисует. Думает. Слушает музыку. Валентин – талантливый художник. Честный русский человек. Очень начитанный, эрудированный. Те, кто видел его картины, в этих характеристиках не усомнятся. А что касается всех остальных… Для них я расскажу о Новикове. Легко ли это? И да, и нет. Ведь биография художника – в его работах.

Портрет Петра Великого
– Петр I никогда не проводил прозападную политику. Потому в день его похорон все европейские дворы плясали от счастья. Лубок “Как мыши кота хоронили” – это о Петре и наших “иностранных партнерах”, как сейчас модно говорить. Посмотрите, как был задуман Петербург – именно на том месте, где Александр Невский остановил нашествие Запада на Россию, Новиков водружает картину на табуретку. Грозно взирает на потомков император, а на заднем плане вовсю идет баталия, свинцовое небо колышется над монаршей головой, тучи, тучи собираются… – Петр перенес мощи Александра Невского, основная доминанта Петербурга – проспект его имени, ведущий в лавру его имени, – продолжает побивать художник славянофилов. – Поэтому я хочу изобразить Петра с иконой Александра Невского, а на заднем плане, видите, переносят мощи, – Новиков показывает эскиз будущей большой работы. – Здесь Петр I ногой попирает немецкую каску – я хочу сделать перекличку с современностью, но фашистская каска с характерными рогами, что были у крестоносцев. Немножко парадный портрет, с символическим значением, ведь Александр Невский и Петр I родились в один день. Я даже так хочу сделать: Александр Невский незримо покровительствует Петру. Но, честно говоря, сейчас не вижу решения. Надо, чтобы не просто какой-то дядя в облаках светился, летал, а через иконописный образ святого это показать. Хотя тогда икона Александра Невского не была еще написана. Но в Строгановском, кажется, монастыре, вышили плащаницу с его изображением. Что еще можно добавить? – горячится Новиков, и в этот момент он похож на школьника, которого долго обманывали ложными знаниями. – Крестоносцы шли на Россию, и у них был орден, которым руководил Эрик Картавый. Забавно, если он еще и рыжеволосый был… Фактически это масонский тамплиерский орден. Они считали, что русские язычники извратили христианство. А в первой битве на Псковском озере в немногочисленную армию Александра Невского входили языческие угро-финские племена. Кстати, этот факт разбивает неоязыческие теории о их насильственной христианизации.

Первый снег
…Новиков по-школьному угловат, когда шагает в кепочке, в короткой куртке – зимой. Он любит спорить и в наших беседах просил задавать вопросы позаковыристей. У него максималистская жажда жизни – как у мальчишки с картины Решетникова “Опять двойка”. Парень с коньками, с полураскаянием за невыученный урок. Некому его, кроме собаки, пожалеть. Мать укоряет, а сестра-отличница – задирает… Решетников, мэтр, как-то увидел в Суриковском институте картину студента Новикова. Жанровая сценка – русская семья покупает на базаре гвоздики у грузина. Старый художник взглянул на молодого коллегу с любопытством. Окружающим же заметил: “Запомните эту фамилию. Далеко пойдет”.
Сам Новиков к лестным словам отнесся тогда легко: просто забыл. Нет, все-таки он мало похож на школьника с решетниковской картины. У него было другое детство, другие забавы, другой круг общения. Ловкий аферист, мошенник, в конце 80-х в иные дни он “зарабатывал” по тысяче рублей в день. И больше. Криминальный талант из элитной семьи – его отчим знаменитый футболист и тренер Никита Симонян. “Золотой молодежи”, впрочем, Новиков всегда чурался – его раздражали вранье, двуличие, комчванство – советское общество эпохи застоя уже полностью осословилось: “Они все были антисоветчиками и, как позже оказалось, антирусскими, все с двойной моралью, все грезили о загранице”. Другое дело – преступная элита. Вор не скрывает, что он вор. Привлекали и неписаные законы, этика: сам погибай, а товарища не выдавай; воровское братство, принципы – не заниматься политикой, рэкетом, сутенерством, спекуляцией наркотиков. Кровь волновала ежеминутная опасность быть арестованным – адреналин против застоя, и протестный, воровской антикоммунизм – воруем потому, что коммунисты не дают заработать.
Он с детства возненавидел иностранцев, когда видел, как мальчишки с его двора (он жил в центре, где было полно коммуналок) из неблагополучных семей разгребали помойки “Интуриста” в поисках коробок из-под сигарет и прочего драгоценного мусора. Например, жеваной жвачки. А мошенничество не только приносило стабильный доход, но и, как ни странно, стало давать выход национальному чувству: “Я специализировался на иностранцах и денежных представителях Кавказа. Известно, что первые спекулянты у нас в то время среди студентов – поляки, венгры, чехи, вьетнамцы и негры. Моя клиентура. Спекулировали иностранцы и в Суриковском. Сегодня, когда старое колючее слово “спекулянт” заменено на респектабельное “бизнесмен”, хочу напомнить, что спекуляция есть то же воровство. Накидывая десятки рублей на непроизведенный товар, “бизнесмен” мягко вытаскивает из вашего кошелька деньги. А с них кормится новоявленная “крыша” – чиновники, милиция, бандиты… Я грабил богатых и сильных, но, учась в Суриковском институте, вынужден был скрывать от бедных товарищей свои деньги. Тогда быть с деньгами было подозрительно. Интересно, что натурщицами у нас иногда были проститутки, которых вечерами я встречал в дорогих ресторанах, и они удивлялись моему явлению в таких местах. Удивлялись и компании: я сидел рядом с людьми, чьи имена и по сей день гремят у нас и за рубежом. Это были те, кого проститутки уважали и боялись за “широту русского характера”. Влюбившись, блатной мог потратить денег в десять раз больше, чем миллионер из “Интерконтиненталя”… Но чем больше я жил, тем больше убеждался: в нашей Советской стране лучше всего живется иностранцам и нерусским. Вывески “только для иностранцев”, “Интурист”; спецобслуживание, магазины – для тех, кто работал за границей. В Ташкенте я видел, как вечером со стройки шли одни славяне, а все узбеки сидели на денежных местах. Да и сейчас: покажите мне в Москве чеченца или азербайджанца слесаря-токаря-сталевара! В преступной среде уже тогда чувствовалась еврейская доминанта. Скупщики краденого – барыги, ростовщики, адвокаты, блатная эстрадная “идеологическая” поддержка. СНГэшная эстрада – это вчерашняя советская ресторанная эстетика. Ведь музыку и сегодня заказывают все те же люди”.
Я слушаю рассказы Новикова о том, как он мошенничал, вставлял “куклы”, “ломал” деньги. Он рассказывает об этом с увлечением, и на мгновение мне кажется, что преступная деятельность тоже требует незаурядного ума…
– Да, – качает головой Новиков. – Злого ума. Нужны подлость и наглость. Хотя неужели для того, чтобы организовать финансовую пирамиду, нужен ум? В 90-е годы меня спрашивали: почему ты деньги не кладешь в банки? Я отвечал: уважаемые, вы не знаете этих людей. А я с ними рос…
Теперь у него совсем другое представление о счастье, чем десять лет назад. “У меня нет “мерседеса”. Ах, ах, как же ты живешь! – ужасаются мои бывшие сотоварищи. Им меня жалко. А я жалею их. Я сходил в Третьяковку, в церковь, счастлив на неделю. Они, обворованные сами собой люди, этого не понимают”.
О криминальной ситуации в стране художник Новиков судит с позиции специалиста:
– Сейчас, когда Кавказ все под себя подмял, я не вижу никакого мирного выхода из сложившегося положения. Вся страна у нас фактически обложена налогом, который мы платим, покупая товары. Почти все рынки держит Кавказ. Устанавливается единая монопольная цена. С полученного налога Кавказ усиливает вооруженные группировки, деньги идут на войну, на покупку недвижимости. Например, азербайджанец, покупая квартиру, становится москвичом. Он уже не стоит на рынке сам, а нанимает на кабальных условиях безработных-славян. Завтра он будет участковым, префектом, советником. Все, система сложилась. И на наших с вами, между прочим, глазах. А можете ли вы себе представить русских, которые бы контролировали рынок в центре Баку? Да их убьют завтра…
…У Новикова есть картина “Первый снег”. Снег как преображение природы, души. Он ушел из преступного мира: не деньги победили, красота. Не “красивая жизнь” – рестораны, девочки, виллы, лазурные берега, а жизнь красоты – страдания, служения, преодоления. Он уверен в себе, и кисть его уверена – искрится снег, замерли, осыпанные белым, кроны деревьев, спит укутанная пуховым одеялом земля – наша земля. Неужели ее, такую красивую, единственную, родину, о которой как не сказать: милая! – мы отдадим?!
Лидия СЫЧЕВА

Продолжение рассказа о жизни и творчестве художника Валентина Новикова читайте в следующем номере “ОП”.

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте